На кругах времен (Сборник)

Греков Юрий

На этом, собственно, можно было бы и закончить, поскольку все, известное мне об Иване Жукове и случившемся с ним, теперь известно читателю.

Но здесь выступает одно очень важное обстоятельство.

Предубежденному, скептически настроенному или просто недоверчивому читателю вся эта история может показаться .совершенно сомнительной.

У читателя же любознательного, не стоящего на позиции «этого не может быть, потому что этого не может быть», все рассказанное вызовет массу законных вопросов, среди которых не самый трудный — как все это можно объяснить?

Стремление дать читателю факты в той последовательности, как рассказывал Жуков, не позволило мне раньше высказать свое мнение. Теперь же я должен еще раз сказать, что вся эта история вызвала у меня не меньше вопросов, чем у самого предубежденного и самого доброжелательного читателя. Предупреждаю сразу: на все вопросы однозначного ответа я не нашел. Но — пытался. К сожалению, рассказ о попытках найти исчерпывающее объяснение занял бы не меньше места, чем вся история. Поэтому я, обращаясь к любознательному читателю, поделюсь только некоторыми соображениями и почерпнутыми в ходе поиска сведениями. Для большей точности я процитирую одно из положений современной физики:

«Пространственно-временные отношения подчиняются не только общим закономерностям, но и специфическим… Особенно специфичны пространственные и временные отношения в таких сложных развивающихся объектах, как организм или общество. В этом смысле можно говорить об индивидуальных пространстве и времени таких объектов».

Комментировать это положение не стану, скажу только: мне кажется, что оно содержит если не объяснение, то намек на объяснение случившегося с монтером. А так ли это или не так… «Думай, товарищ! Думать полезно», — говаривал наш учитель математики Иван Александрович Решетилов.

Если же оставить физику физикам, я должен сказать определенно: я рассказу Жукова верю. Почему?

Но, во-первых, врать ему было совершенно незачем. Во-вторых, полсотни монет в нашем музее, четыре из которых — редчайшие переданы в Эрмитаж. Что еще? Да, обрывок газеты.

Это — факты. Достаточно их или нет — зависит от точки зрения.

Но вот еще два факта, на первый взгляд совсем далекие от того, о чем мы говорим.

Четыреста лет назад итальянский монах Джордано Бруно высказал дикую для своих современников мысль о бесконечности природы и о бесконечном множестве миров во Вселенной.

Сегодня эта истина кажется абсолютно ясной. И тем не менее, как это ни парадоксально, применяем мы ее по привычке только к одной из форм существования материи — к пространству. Справедливо это? Нет. Очевидно, что идея бесконечности природы и множественности миров объемлет весь материальный мир — в обеих его формах. Если это так, — а диалектика вынуждает нас признать, что это так, — значит, границы этого мира становятся еще необозримее, если можно сказать так о безграничном. И это значит, что человека ждут потрясающие открытия не только на далеких звездах…

Четыреста лет назад итальянский монах Бруно взошел на костер.

Четыреста лет назад безымянный русский мужик, привязав к плечам самодельные крылья, прыгнул с колокольни и разбился. Полет первого человека-птицы был скорее даже не полетом, а падением. Но это падение обернулось крыльями для всего человечества.

Первая попытка проломить стену Времени едва не закончилась для Ивана Жукова так, как для его далекого предка попытка взлететь…

Сегодня человек чувствует себя хозяином в пространстве. Но наступит день и час, когда подчинится ему и океан Времени, и ждут его на этом пути новые острова, новые материки, новые миры…

Теперь же, как поступали древние римляне, мне остается сказать: dixi — я закончил.