На кругах времен (Сборник)
Шрифт:
И еще одно успел узнать Иван: в городе есть несколько точек, где с временем происходят еще более необычные, на его, конечно, взгляд, штуки. Постоянно и последовательно меняющиеся таблички «закрыто…» на дверях столовки объяснялись тем, что в этой точке время было замкнуто на себя и движение его по кругу и отмечал круговорот табличек.
«Бухвет» же, где ему посчастливилось познакомиться со Сверливым, был фокусом, узлом, в котором перекрещивались, прочно перевязывались пути, пронизывавшие в разных направлениях кубическую толщу времени.
Эти два факта оказались для Ивана совершенно бесполезными. От попыток пообедать в столовой он отказался давно. Мысль же воспользоваться на худой
Третья же «точка», как выяснилось впоследствии, и стала той искомой опорой, с помощью которой Иван Жуков мог попытаться вывернуться из этого мира.
Справедливости ради надо сказать, что Иван понял это не сразу.
Однажды под вечер, прогуливаясь, он забрел в заброшенный уголок Соборного парка. И здесь, на небольшой полянке среди густоразросшихся кустов сирени, Иван увидел столпившихся в кружок людей. Филателисты, наверное, подумал Жук, или болельщики футбольные…
Но это были не футболисты и не филателисты.
Правда, узнал Иван об этом несколько позже, потому что, увидев в пустынном обычно углу парка неизвестно зачем собравшихся людей, он предпочел обойти их, благо тропинка как раз сворачивала за кусты. В толпе он углядел несколько полузнакомых лиц, но это его не остановило. Марок он не собирал, болельщиком не был, а впросак попасть можно было запросто. Случись это раньше, Иван, подавленный обилием первых впечатлений, скорее всего и не вспомнил бы на следующий день о виденном в парке, тем более что ничего необычного он не заметил. Но теперь, когда он привык почти автоматически примечать все вокруг, с тем чтобы при первом же случае расспросить Гая Петровича, в какой-то клеточке памяти отпечатался и этот совершенно непримечательный на первый взгляд эпизод.
В тот же вечер Иван, сидя со Сверливым а «Бухаете», между двумя кружками браги вскользь помянул о Соборном парке — дескать, и у вас водятся филателисты, хотя писем вроде писать некуда.
— Что это еще? — удивился Гай Петрович. Иван, как сумел, пояснил собеседнику, кто такие филателисты.
Гай Петрович с сомнением покачал головой:
— Никогда не слыхал, чтобы коллекционировали что-нибудь кроме трехкопеечных монет. Впрочем, видимо, всякое бывает…
За соседним столом, щуря рысьи глазки, переругивались негромко, угрожающе покачивая малахаями, трое. Иван скользнул взглядом по ним равнодушно, но те заметили и еще ниже наклонились друг к другу. Жук вспомнил картину в школьном учебнике: беременная тетка, на последнем месяце, наверное. На плече колчан, на голове ушастая шапка. Так древний китайский художник изобразил хана Батыя. Эти трое были сухощавые, поджарые, но точно в таких шапках. «Ишь куда их занесло», — подумал Иван и тут услышал обиженный голос Гая Петровича:
— Кажется, вы меня не слушаете, Иван Петрович?
Так Иван чуть не пропустил мимо ушей то, что в самом скором времени снова привело его в заброшенный сарай маслобойки. Обиженный Гай Петрович все же простил своему собеседнику его невольную рассеянность и подробно объяснил ему, зачем собираются по вечерам в Соборном парке те, кого Иван принял за филателистов или болельщиков.
Точности ради нужно сказать, что и здесь Жук чуть не проворонил свой шанс, решив, что упражнения в Соборном парке к нему никакого отношения не имеют. Должно было пройти целых три дня, прежде чем, буквально подброшенный с кровати неожиданно
Глава седьмая
Пахло хомутами, масляной краской и еще чем-то — неожиданно вкусным. Иван притворил за собой дверь и огляделся.
— Есть кто? — шагнул он вперед, почему-то подумав .тут же, что никто не откликнется. Но из-за приземистой бочки, грузно придавившей прилавок, отозвался тоненько голосок:
— Есть…
Жук, перешагивая через ящики с гвоздями и банками, подошел. Примостившись у прилавка за бочкой, сидела, уткнувшись в толстую книгу, молоденькая девчонка, кутаясь в телогрейку не по росту. Иван чуть не ахнул: за прилавком хозмага сидела Феня Панкрашкина, кассирша кинотеатра. Та самая Феня, с которой он как-то станцевал добрый десяток фокстротов на трошинской танцплощадке, в результате чего был традиционно отозван «поговорить» в сторонку. Там, в сторонке, парни с Залиманской магалы говорили с ним минут десять, и в основном это был монолог Мишки Кожокару с рыбзавода. Иван, правда, попытался было превратить «беседу» в диалог, успев пару раз садануть Мишке под дых, но Мишка был оратор известный, так что пришлось Ивану целую неделю ходить с малоприятным лиловым украшением под глазом.
И хоть случилось это совсем недавно — примерно за месяц до окончания постройки чертовой машины, Феня, эта Феня, его, конечно, не узнает, с некоторой даже горечью подумал Иван, хотя ясно сознавал, что виной тому не короткая женская память.
— Раскладушки есть? — стряхнул всплывшее некстати воспоминание Иван.
— Угу, — не отрываясь от книги, буркнула Феня.
— Читать на работе вроде не положено, — попытался привлечь её внимание Иван.
— А вот и положено! — не обижаясь на замечание, пояснила Феня, оторвавшись, наконец, от чтения. — Книга — источник знаний!
— Очень толстый источник! — усмехнулся Иван. — Прочитаешь — и прямо в академики.
Феня, заложив страницу, отодвинула книжку. Иван краем глаза приметил название — «Цены на электричество при дворе короля Артура».
— Так что вы спрашивали? — Фенин голосок вздрогнул, и Жук увидел, что смотрит она на него с удивлением и страхом. «Неужто узнала?» — подумал Иван, но тут же отмахнулся от этой мысли и сказал:
— Дай мне раскладушки. Штуки четыре.
— Я сейчас, — кивнула Феня и отступила за бочку. Облокотившись на прилавок, Иван ждал, оглядывав магазинные полки. И снова сквозь запах хомутов, керосина, масляной краски пробился другой, полузнакомый, но очень вкусный запах. Иван принюхался — пахло от бочки, стоявшей на прилавке. Он потянулся, сдвинул тяжелую крышку. Почти до самых краев бочка была наполнена чем-то густым и черным. «Деготь, что ли?» — мелькнула мысль. Но запах! В бочке был джем, да еще какой! — сливовый, любимый джем Ивана. К чудесам такого рода Иван вроде бы должен был уже привыкнуть — в газетном киоске тоже ведь черт-те чего только не продавалось. Но даже там не было такого. А тут, среди хомутов, цинковых корыт, сваленных кучей лопат и граблей стояла бочка со сливовым джемом.
Хлопнула невидная отсюда дверь, что-то звякнуло, зацепившись, и следом за этими звуками появилась Феня, нагруженная алюминиевыми раскладушками.
— Больше нету, — сообщила Феня, сваливая раскладушки на прилавок. — Все.
— Больше не надо, — успокоил ее Иван и, помедлив, кивнул на бочку: — А это что — не берут?
— Как когда, — неохотно сказала Феня. — Перед техосмотром очередища — не продохнешь. А так — вот, стоит.
— Чего так? — чувствуя, что он ничего не понял из Фениного пояснения, наугад спросил Иван.