На крыльях демона
Шрифт:
Я кратко пересказала ему, пока папа следил за нами из окна. Я помахала ему, пока объясняла, надеясь, что он поймет, что мы скоро войдем, и не будет нас перебивать.
— Голову ты нашла? — спросил Максимус, когда я закончила.
— Нет, — я схватила его за руку. — Думаешь, у тебя получится уловить то, что происходило здесь сегодня? Ты сможешь что-то сделать?
Он окинул дом взглядом. Он не выглядел уверенно.
— Утверждать не могу. Процесс этот медленный. Можно только уловить, что чувствовал человек, когда умирал. Если это Эбби, она умерла
— Но ты сказал, что можешь это исправить, — взмолилась я, чуть не топнув, как маленькая девочка.
— Я попытаюсь, — сказал он, опустив ладонь на мою голову, чтобы успокоить. — Я обещал. Мы сначала поймем, что это, а потом уберем отсюда.
— Куда? Это как экзорцизм? — я поежилась от мысли.
— Ты не одержима, Перри, — сказал он. — Экзорцизм — трата времени. Сложно найти того, кто это сделает. А потом нужно доказать, что ты одержим, а это сложно, потому что, как я говорил, это часто в головах людей. Обычно причина в расстройстве личности. Но всегда есть другое объяснение. И очень опасно приводить жреца или шамана к человеку, который не одержим. Это опасно для жертвы, для шамана, да всех. И в доме так не делают. Его очищают.
— И ты сможешь это сделать? Да? — с каждой секундой мне было все тревожнее. — Не говори, что ты попробуешь.
Он замолчал, облизнул губы. А потом…
— Я никогда не пробую, — медленно сказал он. — Я просто делаю.
Это были слова из одного из моих любимых фильмов «Быстрее, кошечка! Убей! Убей!», и я ощутила, как уголки губ растягивает улыбка. Он знал, как меня успокоить и подобраться ближе.
— Хочешь испытать меня? — добавил он.
Я стукнула его по руке, а потом обхватила его ладонь и повела в дом.
— Кстати, ты чем-то похожа на юную Туру Сатану, — прошептал он мне на ухо.
— Наверное, грудью, — бросила я через плечо, папа появился перед нами, ожидая нас в прихожей все это время.
— Перри, я думал, ты уже не зайдешь, — сказал он с нервной улыбкой, глядя на высокого рыжеволосого парня. Мой отец не был высоким, и Максимус возвышался над ним.
— Папа, это Максимус, — сказала я. — Максимус, это папа.
Максимус пожал руку моего отца, глядя ему в глаза, и сказал:
— У вас очаровательная дочь, сэр.
Отец просиял. Он никогда еще так не улыбался парням, которых я приводила домой. Хотя приводила я только одного, но все же.
— О, да, мы ее любим, — он неловко рассмеялся.
Ага. Теперь они меня любят.
Мы прошли по коридору, папа спрашивал, где он рос в Луизиане, а потом они начали говорить о каджунской еде. Мы пришли в гостиную, где стояли Ада и мама, ожидая нас.
Максимус пожал им руки, и я видела, что его вид, манеры и очаровательное произношение за секунды покорили мою маму. Ада была насторожена. Я насмешливо посмотрела на нее, прося вести себя, но она лишь закатила глаза и опустилась на диван, делая вид, что титры фильма интереснее.
— Раз ты здесь, можно заказать китайский ужин, — предложила мама. — Я вряд ли буду в ближайшее время готовить на кухне.
Максимус кивнул и скрестил руки.
— Перри рассказала мне о случившемся. Мне очень жаль. Надеюсь, что тот, кто сделал это, получит по заслугам. Я пока я буду рад помочь всем, чем смогу.
Он посмотрел на моего папу.
— Знаю, завтра придут убирать ваш кабинет, но я был бы рад помочь вам сделать комнату такой, будто там ничего и не произошло. Знаю, очень расстраивает, когда убежище разрушают.
Ох, он очень хорош.
Отец был потрясен щедростью Максимуса. Я посмотрела на Аду, а она глядела на меня с сарказмом. Да что с ней такое? У нее ненависть к рыжим?
Я пыталась придумать, как увести его от них, но Максимус сам был хорош и повернулся ко мне с ослепительной улыбкой.
— Я бы хотел увидеть весь твой красивый дом, Перри.
Я подавила смешок, взяла его за руку и вывела из гостиной к лестнице. Я оглянулась, чтобы проверить, не преследует ли нас моя семья. Они не шли, но я слышала приглушенные восторженные голоса. Они будут какое-то время говорить о нем.
— Я бы хотел увидеть твою спальню, — сказал он, пока мы поднимались по ступенькам.
— Ого, ты разогнался, — отметила я.
— Там ведь чаще всего происходили странности?
Ох. Конечно. Точно. Мы снова говорили о призраках.
— Угу, — сказала я, повысив голос, открывая дверь в свою комнату. Я быстро убралась перед тем, как он пришел, так что там уже не лежали на виду вещи, которые я не хотела ему показывать.
Он прошел в центр комнаты и медленно огляделся, сканируя взглядом каждый выступ. Я закрыла дверь и, прислонившись к столу, наблюдала за ним.
Я молчала, не говорил и он какое-то время.
А потом сказал:
— Здесь что-то есть.
Лед пронесся по моей спине, я поежилась.
— Что? — пропищала я, озираясь, пытаясь увидеть что-то ненормальное за фасадом из моих плакатов групп, плюшевых зверей и фотографий в рамках. Я искала мерцание в воздухе, какое видела много раз до этого. Но ничего не было.
Он закрыл глаза и поднял ладони в воздух. Я следила за ним, боясь дышать или двигаться. Я хотела тоже это ощущать. Почему я не могла видеть Эбби, хотя видела остальных? Призраки могли выбирать тех, кто их видел?
Я хотела спросить, была ли это Эбби, но прикусила губу и ждала.
— Это она… — сказал он.
— Да? — мое сердце забилось быстрее. Думать и знать было как разница между бояться и быть в ужасе.
— Я улавливаю обрывки ее мыслей, — сказал он с закрытыми глазами. — Но они повсюду.
— Мыслей?
— Когда она умерла, — медленно и терпеливо сказал он.
Точно. Я закрыла рот и оглядела комнату. Жаль, хоть это и ужасно, что не сохранились ботиночки, потому что он мог бы считать с них что-нибудь. Я знала, что он сказал, что уловил ее последние мысли, но он явно мог больше, чем это. А что я могла? Я стояла у стола и оглядывала комнату орлиным взглядом, но ничего не видела.