На крыльях демона
Шрифт:
— Тогда кто? — спросила она. Мама тряхнула головой и губами произнесла слова, которые я не расслышала. Кто теперь псих? Мама говорила с собой у нас на глазах.
Я не хотела ничего говорить. Я не знала. Я дала говорить Аде.
— Мам. Я спала, и Перри вбежала в комнату. Дверь открыло… что-то… — она замолчала и посмотрела на ковер, ни на чем не сосредотачиваясь, и глубоко вдохнула. — Что-то схватило ее сзади. За ноги. И потащило ее сюда. Пыталось затащить под кровать.
Мы выжидающе смотрели
— Я не могу это слушать, — сказала она. Она развернулась и вышла в коридор. Я слышала, как она прошла папу в коридоре и прошипела ему. — О, теперь и Ада туда же. Это передается в семье.
Что передается? Призраки? Безумие? Мы с Адой с вопросом переглянулись, вошел папа. Он вздохнул и опустился на пол рядом с нами. Он поставил аптечку первой помощи и бутылку воды, вытер мои ноги мокрым полотенцем, а потом нанес на слова мазь, которая обычно щипала, но я ничего не ощущала. Кровь смылась, но слова было видно. Жутко. Твоя вина.
Моя? Что я сделала? Я посмотрела на Аду и отца. Судя по их хмурым лицам, они тоже об этом думали.
Я начала побаиваться, что сама написала эти слова. У меня был швейцарский армейский нож в выдвижном ящике у кровати. А еще иглы и булавки. Чем это отличается от порезов в старшей школе? Тогда я хоть помнила, как намеренно ранила себя.
— Крови было много, — вяло сказала я.
Он кивнул, его губы побелели, он сжал их в строгую линию.
— Порезы были глубокими.
— Нужны швы? — спросила я.
Он замер и посмотрел на меня, словно было глупо думать о швах в такой момент. Может, он был прав.
— Нет, ты будешь в порядке.
Он закончил бинтовать мою ногу, а потом коснулся краев джинсов.
— Что произошло?
Я посмотрела ему в глаза.
— Их съел монстр.
Он взглянул на Аду, а потом на меня.
— Это не смешно, Перри.
Он встал со стоном.
— Нет, — выдавила я. — Не смешно, да?
Он посмотрел на меня со странным выражением. Словно пытался решить, насколько я серьезна. Может, он хотел мне поверить.
Но он этого не сказал. Он прошел к двери и, закрывая ее, сказал:
— Ада, присматривай за своей сестрой.
— Пытаюсь, — тихо сказала она, обращаясь ко мне.
— Мне очень жаль, — я повернулась к ней, не зная, что делать с ногами.
— Это не твоя вина, — сказала она.
— Моя нога так не считает.
Я думала, она рассмеется, но вместо этого она заскулила и вытерла нос.
— Перри, мне страшно. Очень-очень страшно.
Я придвинулась к ней, чтобы наши плечи соприкасались.
— Мне тоже.
— Ты видела эту штуку?
— Нет, — поежилась я. — Но я видела другое. Страшное.
Мы молчали какое-то время, глядя на кровать.
Глубоко вдохнув, Ада сказала:
— Мне жаль, что я ничего не сказала про женщину в коридоре. Про Жуткую клоунессу.
Я уже не злилась за это. Я понимала. Кто-то здесь должен был сохранять разум, и это была не я. Не после этого.
— Знаешь, — тихо сказала она. — Она мне кое-что сказала. В коридоре. Я слышала это в голове, — она звучала потрясенно. Удивительно, как я привыкла видеть Пиппу, она порой даже не казалась сверхъестественной.
— Что она сказала?
— Что мы должны остановить их.
— Мы должны остановить их? Кто мы? И кто они?
— Понятия не имею. Но мне показалось, что я ее знала.
Мои губы дрогнули. Где-то в голове хотели встать на места шестеренки, чтобы работать, пока я не пойму все. Но я слишком устала. Я одновременно зевала и дрожала.
— Давай спать, — сказала она и осторожно подняла меня на ноги. Я сняла пожеванные джинсы и надела штаны пижамы, а потом отвернулась от нее, чтобы снять футболку.
— Перри?
Я замерла с футболкой на голове.
— Что?
— Твоя спина.
Я пыталась увидеть, но не могла. Я опустила футболку, а Ада подошла и коснулась середины спины. Там было больно.
— Его вина, — сказала она.
— Тоже написано?
— Да, — подтвердила она. — Не глубоко. Кровь не течет.
Теперь я уже вряд ли сделала это с собой. И теперь это была его вина.
Я выудила футболку и надела, мы пошли в ее комнату. Мы оставили включенной маленькую лампу, она тихо включила радио, чтобы успокоить нервы. Я устроилась рядом с ней, как делала она, когда ей было пять, а мне двенадцать, и я читала ей «Ужастики», пугая.
Несмотря на ужас, окружавший нас, понимание, что что-то может произойти в любой миг, я не боялась. Это было сильнее страха. Я была… несчастна. Словно покрывало печали было где-то в моем разуме и смягчало меня каждой фиброй.
Мне казалось, что это все. Что больше ничего не будет. Мне не хватит сил бороться.
— Ада, — медленно и тихо начала я. — Я люблю тебя. Ты лучшая сестра и девушка, и мне жаль, что я двадцать три года ждала, чтобы сказать это.
— Зачем ты мне это говоришь? — встревожено спросила она.
— Потому что…
— Не глупи, Перри.
— Что-то происходит со мной. Что-то меняется.
— Я тебя спасу. Мы будем в порядке.
— Но это внутри меня. Понимаешь? Вряд ли у меня осталось много времени. Думаю, это последняя ночь.
Ее рот раскрылся.
— Как можно так говорить!
— Ада, — я старалась подобрать слова, чтобы она понимала боль в моем сердце. Тяжесть. — Знаешь ощущение, когда плакала слишком много, всего было слишком много, и тело просто… прекращает работу? Я уже не могу.