На крыльях страсти. Когда осознание максимально абстрагируется. Часть 2
Шрифт:
Валяться в кровати в ожидании налетчиков было невмоготу. Шаркая тапками до кухни, ровно старуха, я в зеркале спальни увидела свое отражение, – одутловатое лицо, после вчерашних доз алкоголя. Ужасная картина.
Махнув массажной щёткой по волосам, я прямиком пошла к кофе машине, ругая: «Зачем вчера напилась. Никто не заставлял, – сама виновата».
Кофе эспрессо источал дух жизни. Обожаю этот напиток! Чёрный кофе: в зернах, молотый, крепкий, ароматный, дурманящий. М-м… люблю до жути. Обоняние, уловив ароматную молекулу, впадает в зависимость, ровно наркоман.
Мало кто пьет кофе в зернах. В моде быстрорастворимые суррогаты. Насыпал, залил кипятком и на тебе, – кофеин в кровь, чтобы накопленные дела успеть за день решить. Люди бурдолят дешёвые гранулы, портят вкус кофе молоком и сахаром.
Утро и кофе – это ритуал.
Чёрный кофе в зёрнах люблю до одури, до затмения сознания. Мало пить по утрам, чтобы подзарядить севшие батарейки. Наслаждаюсь им днем. Вечером балуюсь чашечкой. Он усыпляет. Упиваюсь ароматом, сидя на подоконнике, разглядывая жизнь за окном. В полночь кайфую. Обожаю кофе, до дрожи в руках, хоть глоточек, когда одиноко. Мне не стыдно, что зависима от него, ведь это не сигареты и наркотики.
Кофе заставляет просыпаться утром каждого дня, пробуждая в теле жизнь. Он – вторая кровь. За это, ненавижу крепкий кофе! Люблю музыку, тихую, спокойную, чтоб ничто не волновало, когда потягиваю волшебную смесь.
Аромат корицы дополнили вкус кофе. Из хлебопечки вырвалось ванильное благоуханье сдобы. Кухню окутал медовый аромат булочек, будто сотни мотыльков защекотали нос. Сочетание сладкой еды и горького кофе будили размягчённый от сна мозг. Проснулось осознание, что я жива. Изверглась, будто из вулкана, всепоглощающая любовь:
– Здравствуй, новый день!.. Неожиданные хлопоты и обязанности.
Кофе плюс чудо-булка, испеченная механической домработницей, насытили дух и тело, заставив восторгаться жизнью.
Обнаружив в холодильнике остатки смеси из мёда, муки и сметаны и, дабы, добру не пропасть, я сунула маску от морщин в микроволновую печь, чтобы теплую нанести на несвежую кожу. Таймер сообщил, что смесь согрета.
Вынув содержимое, я ахнула. На тарелке красовался бледный блин. Теперь, чтоб добру не пропасть, предстояло его съесть.
Растяпа!
Нашелся выход. Нанесла на кожу маску из грязи Мёртвого моря. На подпухшие веки, положив спитые пакетики чая, я устроилась в кресле. Только расслабилась, не успев принять вид отрешённой монашки, как раздался звонок в дверь: «Кто бы это?»
Не дай бог, сантехники. Хуже них в данный момент – только Адам. Со страхом взглянув в глазок и, увидев искажённые оптикой дверного глазка рожи, я выругалась: «Фу! Припёрлись же, в такую рань!» – и спросила:
– Вы кто?
– Открывай хозяйка! Это сантехники. Ремонт заказывала?
– Сейчас открою…
Увидев работничков, я сразу забыла обо всем на свете и о маске тоже.
Открыв дверь, я удостоверилась, что оптика в дверном глазке не врала. На пороге красовались кривые морды. Сантехники синхронно шагнули назад, будто перед ними восстал маскирующийся в джунглях индеец. Потеряв дар речи, и стыдливо потупив глаза, они остолбенели.
Тронув лицо рукой, я вспомнила о маске: «Подумаешь! вы, что ли лучше выглядите, небось, тоже с бодуна…».
Откормленный молодой крепыш замешкался. Он представился Сеней, а долговязого, со сморщенным лицом цвета морёного дуба, предполагающим цирроз печени, назвал Михалычем.
Не по возрасту состарившийся Михалыч пошатывался, словно маятник, дурно пах кислыми щами, дешёвым табаком и водочным перегаром и луком. Ему бы отсыпаться день, после лошадиной дозы спиртного принятого с вечера, а он, ни свет ни заря, припёрся на работу. Может и не спал вовсе, бухая ночь напролёт.
После пары минут замешательства, впустив отважных ремонтников унитазов в дом, я сомневалась в правильности решения. После вечеринки я выглядела помятой, маска скрыла недостойный внешний вид. Горестно осознавать, но мы были равны в вопросе презентабельности.
– Проходите, раз пришли. Не наследите. Главное, ничего не сломайте, а то после вашего ремонта, чувствую, придется вызывать бригаду строителей.
Колобок покатился к указанному месту, а Михалыч, шатаясь, брел следом.
И началось!
– Рассказывай хозяйка о проблемах.
Время шло, а маска из грязи Мертвого моря стягивала кожу на лице, прочно сжимая овал, будто хомутом. Онемевшие губы еле шевелились, и с трудом произносили слова.
– Вода из унитаза не уходит, медленно стекает, – шепелявила я, чувствуя покалывание по коже.
Осмотрев причину засора, молодой сантехник трезво взглянул на мое, перекошенное от грязи, лицо и, пожевав губами, заключил:
– Ломать к чертовой матери сточную трубу и прочищать!
– Как ломать? А можно обойтись? – опасение, промелькнув, все же занозой застряло в голове.
– Не беспокойся хозяйка. Разберём и соберём, сделаем в лучшем виде, – Сеня по-солдатски отчеканил, вскрывая обшивку стен.
Михалыч участливо икал и кивал головой. Минут тридцать Сеня кряхтел, стучал, тянул. Наконец-то, развинтив кусок трубы, зло глянул на помощника:
– Ты воду перекрыл? – рявкнул Сеня, балансирующему на ногах, полусонному Михалычу.
Тот кивнул в знак утверждения.
– Соседей предупредил о ремонте?
– Угу, – буркнул алкаш, продирая глаза.
Душа затрепыхалась, будто птица от удушья, предвещая беду: «…не наделали бы сантехники беды».
– Тогда, поехали!
Сеня закинул привязанный верёвкой груз, чтобы прочистить канализацию.
– Хозяйка! У тебя таз есть?
– Есть!
«Ну, началось, – думала я, – принеси то, принеси это».