На Крючке
Шрифт:
— Ты должна, — отвечаю я. — Я буду занят, но мне нравится идея, что ты будешь рядом.
Она усмехается, ее глаза смягчаются, когда она наклоняется к моему прикосновению.
— Хорошо.
— Хорошая девочка, — я целую ее в лоб и отступаю назад, когда близнецы выходят из здания. — Скажи Джорджи, чтобы записал на мой счет все, что захочешь.
Глаза Венди расширяются.
— У тебя здесь есть счет?
Я убираю прядь волос за ее ухо.
— Дорогая, назови мое имя в любом месте этого города, и ты больше никогда ни за что не заплатишь.
—
Я смотрю на нее, моя челюсть сжимается.
— Прошу прощения?
Она закусывает нижнюю губу.
— Я просто спрашиваю... какое имя? Джеймс? Или...
Уголок моего рта дергается.
— Думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос.
Венди втягивает воздух.
— Крюк?
Я наклоняю голову.
— Так они меня называют.
— Почему? — спрашивает она.
— Боюсь, просто неудачное прозвище, — я подмигиваю и поворачиваюсь к близнецам, кивая им, чтобы они шли к Эскаладу, простаивающему у обочины. — Сделай мне одолжение, дорогая?
Она поднимает бровь.
— Когда придешь сегодня вечером в ВР, надень что-нибудь голубое, — я наклоняюсь, мое дыхание проходит по ее уху. — Это настолько прекрасный цвет, и я хочу провести всю ночь, представляя, как он будет выглядеть растрепанным на полу моей спальни.
Она вдыхает, и я прижимаюсь губами к ее щеке, прежде чем отойти и сесть в машину, мой член напряжен, а сердце колотится.
19.ВЕНДИ
Я сижу в формальной гостиной своего дома и жду, когда за мной заедет Энджи. Одетая во что-то голубое. Напротив меня сидит Джон, работая над очередной моделью самолета.
— Папа звонил сегодня утром, — говорит он, его голос прорезает тишину.
Мое сердце подпрыгивает к горлу. Я очень сомневаюсь, что это был личный звонок, просто чтобы поздороваться, и разочарование оседает в моем нутре, как кирпич, когда я знаю, без слов Джона, что он сказал ему. По телефону.
Джон сжимает кисть в кулак, делая паузу в работе, где он закрашивает черную линию на боку своего самолета.
— Слушай, он сказал мне, ясно? Так что можешь больше не смотреть на меня так.
Я медленно вдыхаю воздух.
— Что он тебе сказал?
— Что я еду в эту дурацкую школу-интернат. Все в порядке.
Вздохнув, я откидываюсь на спинку стула, положив руки на мягкие бока.
— Правда?
Его глаза переходят на меня через оправу очков.
— Имеет ли вообще значение так ли это или нет?
— Конечно, имеет.
Он отбрасывает кисть, проводит рукой по своим иссиня-черным волосам, так
— Ты ничего не можешь сделать, чтобы изменить это, Венди. Это то, что мы имеем, и то, что ты сидишь здесь с таким видом, будто вот-вот разрыдаешься, не помогает ситуации.
Моя грудь напряглась.
— Я не...
Его глаза сужаются.
— Ты ещё как.
— Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Вот и все.
Я поднимаю руки.
Он не отвечает, его внимание возвращается к его ремеслу. Тишина удушающая, она обволакивает мое горло и застревает в ушах, давая возможность моим мыслям разгуляться и не прерываться.
Это единственное, о чем я просила отца, и все же, каким-то образом, он не смог довести дело до конца, решив пойти по легкому пути, отбросив чувства Джона в сторону, как будто что-то такое огромное, как это, не имеет значения. Еще одно обугленное и тяжелое бревно подброшено в огонь моего гнева, кипящего у основания моего нутра.
— Он сказал, что я поеду завтра.
Слова мягкие и короткие, но они все равно бьют меня в грудь.
— Завтра? — я задыхаюсь. — Он вернется домой, чтобы отвезти тебя туда?
Губы Джона кривятся в небольшой улыбке, но я чувствую в воздухе совсем не счастье.
— Венди, давай смотреть правде в глаза. Водитель отвезет меня.
Пламя лижет мои внутренности, нагревая вены.
— Я отвезу тебя.
Он качает головой.
— Ты не должна этого делать.
— Я хочу, — я заставляю себя улыбнуться. — Я должна увидеть все своими глазами, если планирую приезжать каждую неделю.
Джон стонет.
— Тебе не разрешается приезжать каждую неделю.
Моя ухмылка растет.
— Ну, тогда тебе лучше позволить мне отвезти тебя завтра, иначе я буду приходить постоянно, и я постараюсь быть особенно неловкой.
Джон хихикает, его глаза блестят.
— Венди, мне никогда за тебя не стыдно. Ты просто... властная.
Моя рука летит к сердцу.
— Должна ли я обижаться на это?
— Нет, это... — он качает головой. — Это мило.
Узел в моем животе распутывается от нашей шутки, знакомые чувства прорываются во мне, как давно потерянный друг. Но он быстро исчезает, когда я понимаю, что после завтрашнего дня я действительно останусь одна.
Мы находимся в ВР уже два часа, а я так и не увидела Джеймса.
Мария, которая сегодня не с нами, сказала, что он владелец бара, но чем дольше я сижу здесь без его властного присутствия, которое путает мои мысли, тем больше я понимаю, что на самом деле ничего о нем не знаю.