На Крючке
Шрифт:
Я кладу первого грызуна в ведро рядом с мужчиной, затем беру еще одного из корзины и повторяю процесс, пока там не окажется полдюжины, царапающих стенки и пытающихся сбежать.
Появляются близнецы, протягивают мне длинную зажигалку, затем идут вперед, поднимают ведро и переворачивают его вверх дном, пока оно не оказывается на животе мужчины. Они приседают, упираясь предплечьями в бортик, чтобы он оставался на месте.
Мужчина корчится, несомненно, чувствуя, как крысы скользят по его коже.
— Теперь, — говорю я. — Я спрошу еще раз вежливо. Кто сделал вам эту татуировку?
Тело мужчины
— Очень хорошо. Мне бы хотелось, чтобы вы проявили такую преданность по отношению ко мне, но я все равно уважаю это, — я щелкаю зажигалкой. — Ты знаешь, что происходит, когда ты моришь крысу голодом? — спрашиваю я, улыбаясь жалкому отбросу пространства. — Обычно им не нужно много еды. Но если долго не давать им еды, они становятся довольно прожорливыми.
Первый крик пронзает воздух вскоре после того, как я поднес пламя ко дну ведра, нагревая его снаружи внутрь. Я повышаю голос, чтобы перекричать шум.
— Добавьте немного тепла, и они становятся неистовыми в своем стремлении вырваться, — я усмехаюсь. — Думаю, вы поймете, что они очень любят выживать. Они даже могут грызть плоть... и кишки... и кости.
— Остановись! — кричит он, — Пожалуйста! Боже! Это была ж-женщина!
Я продолжаю нагревать ведро, жажда крови захватывает мой мозг, пока в уголках глаз не появляются красные пятна, а сердце не выкачивает ничего, кроме мести всем, кто осмелится пойти против меня.
— Я уже знаю, что это была женщина, ты, глупец. Скажи мне что-нибудь полезное, прежде чем я позволю им съесть тебя целиком.
Но уже слишком поздно, его глаза закатываются назад, он теряет сознание, пока крысы пируют на его середине.
Вздохнув, я убираю пламя и смотрю на двух других прикованных дураков.
— Кто следующий? — я улыбаюсь, вертя зажигалку между пальцами.
— Женщина, — бросает один из них. — Она работала в баре.
Мои движения замирают, внутренности сжимаются.
— В каком баре?
— В твоем! — кричит он. — В Весёлом Роджере.
Я разминаю шею, издавая долгий, громкий смех, неверие бежит по моим венам. Потому что не может быть, чтобы этот мужчина говорил то, что я думаю. Что эта женщина не Тина Белль и не незнакомка. Я бросаюсь к нему, мои пальцы хватают его за челюсть, мой нож в мгновение ока вонзается в его щеку.
— Пожалуйста , — умоляет он.
— Не лги мне, — требую я. — Ты намекаешь на то, что кто-то воспользовался моим гостеприимством? — спрашиваю я, огонь полыхает в моих глазах. — Как ее зовут?
Его тело содрогается под моей хваткой, икота и тяжелые рыдания делают его слова бессвязными.
— Скажи мне! — я выплевываю, мой нож вдавливается глубже, капли его крови стекают по лицу.
— Мойра! — кричит он. — Ее зовут Мойра.
43.ВЕНДИ
— Венди?
Облегчение проходит
— Джон, привет, — выдыхаю я в трубку. — Как ты?
— Я в порядке.
— Я так скучаю по тебе, мой чувак, — мой голос срывается, эмоции последних нескольких недель бурлят. — Мне так жаль, что я не смогла позвонить до сих пор.
— О, все в порядке, Джеймс сказал мне, что ты болела.
Мое дыхание сбивается.
— Джей... что?
— Да, он сказал, что именно поэтому он звонит, чтобы проведать меня. Слушай, мне действительно не нужны няньки.
Мое сердце разрывается в груди, мой разум мечется от того, что он говорит; от того, что это значит.
— Когда... — я прочищаю горло. — Когда ты разговаривал с Джеймсом?
— Почти каждый чертов день с тех пор, как я здесь, Венди. Это то, что я пытаюсь сказать. Он немного властный.
— Он звонит тебе? — моё горло раздувается.
— Да, а ты не знала?
Моя грудь широко распахивается, слезы застилают нижние веки. Даже когда он угрожал мне, он проверял, в порядке ли Джон. Значит ли это, что он всегда блефовал?
— Нет, я знала, — фыркнула я. — Я дам ему знать, чтобы он отстал.
— Хорошо, спасибо. Эй, ты будешь дома сегодня вечером?
Мои брови втягиваются, и я оглядываюсь вокруг.
— Да, а что?
— Папа сказал, что заедет за мной и сказал позвонить тебе, чтобы ты знала.
Мой желудок скручивается, когда я понимаю, что он говорит об особняке.
— Папа едет за тобой? — повторяю я, не уверенная, что расслышала его правильно.
— Да. Сказал, что хочет нам что-то сказать. Я не знаю, но я не очень хочу быть с ним один.
Моя преданность раскалывается на две части: я хочу остаться верной Джеймсу и знаю, что он не хотел бы видеть меня рядом с отцом, но также хочу быть рядом с Джоном. И как бы я ни хотела сказать нет, подождать, пока Джеймс вернется домой, и притвориться, что моего отца не существует, я знаю, что не могу этого сделать. Не тогда, когда у меня есть шанс увидеть брата.
— Хорошо. Я поеду туда сейчас.
— Круто.
— Круто, — повторяю я в ответ, улыбаясь, когда вешаю трубку.
Во мне разливается легкость от предвкушения встречи с ним, хотя чувство вины охватывает меня, когда я понимаю, что Джеймсу будет неприятно, что я там. Но, надеюсь, он сможет взглянуть на вещи с моей точки зрения.
Я чувствовала себя не в своей тарелке все утро. Я сказала Джеймсу, что люблю его, а он не смог сказать этого в ответ. Не то чтобы я ожидала этого, но все же, когда ты выкладываешь свои эмоции, больно, когда они не возвращаются. Но то, что он проверял, как у Джона дела, даже когда он рассказывал мне совсем другую историю? Это значит больше, чем любые слова. Я нахожу номер Джеймса на своем телефоне и набираю, мое сердце разрывается от благодарности за то, что он сделал. Я хочу, чтобы он знал, что я знаю, а еще я хочу сказать ему, где я буду. Он не будет счастлив, но он обещал не контролировать мою жизнь.