На крючке
Шрифт:
Вытащив резинку из косметички, я направилась в ванную и собрала волосы в хвостик. Стены были кирпичными, раковина и плитка были белыми, а все убранство с желтой окантовкой. Я проверила свое отражение в зеркале, и мои внутренности напряглись от мыслей о голом и влажном Нике в душе позади меня. Вот где он дрочил, думая обо мне?
Ради всего святого, Коко. Выбрось эти мысли из головы и убирайся отсюда, извращенка.
В последнюю секунду я не смогла сопротивляться искушению и быстро заглянула в ящики, отчего рассмеялась. Никаких
Он очищал столешницу на кухне, но поднял голову, когда я зашла внутрь. Он надел свою майку и голубую рубашку обратно, что вероятно, было хорошо. Его голая грудь была слишком соблазнительна.
— Ох, хорошо. Мне нравится, когда девушка печет в нижнем белье.
Я сморщила нос.
— Я не особо умею печь. Может, я просто посмотрю.
— Ни за что. Ты на моей кухне, поэтому я привлеку тебя к работе.
— Эксплуататор, — подразнила я. — У тебя есть веник? Или пылесос? — Ник поднял вещи, что сбросил на пол, но на нем по-прежнему были рассыпаны сахар и мука. — Мы разбили бокалы со скотчем?
— Веник в кладовке, вон там. — Ник посмотрел на мои босые ноги. — Я вытер скотч, но пол липкий.
— Я справлюсь. — Я нашла веник и совок и подмела пол, пока Ник мыл и сушил чашки и мерную посуду. — Мы пожертвовали таким хорошим скотчем.
— Это определенно, черт побери, того стоило.
Я улыбнулась.
— Я тоже так думаю. — Опустошив содержимое совка в мусорное ведро, я намочила бумажное полотенце, опустилась на колени и начала вытирать пол.
— Это зрелище я думал, никогда не увижу. Коко Томас на коленях моет пол на моей кухне.
Я перестала вытирать и подняла голову.
— Что ты имеешь в виду?
Он пожал плечами и разбил яйцо в миску.
— Я о том, что у тебя, вероятно, всю жизнь была горничная, чтобы делать подобные вещи.
Сев на корточки, я нахмурилась. Да, у моих родителей всегда была домработница — о чем я никогда не задумывалась, пока не встретила Ника. У всех, кого я знала, была домработница. Позже я узнала, что мама Ника убирала чужие дома, чтобы вложить деньги в семейный ресторан, когда были тяжелые времена. Но даже тогда я не понимала, почему он чувствует себя неуютно с моей семьей.
— Правда, Ник? Прямо сейчас ты начинаешь все это дерьмо заново?
— Начинаю какое дерьмо?
— Ты знаешь, о чем я. Эта старая пластинка: Я бедный мальчик, никто меня не любит.
— Я никогда не говорил, что ты не любила меня.
— Ты понимаешь, о чем я. Ты подразумевал, что я слишком хороша для тебя, или ты недостаточно хорош для меня, потому что я выросла... — я обдумывала, как сказать это, — В благоприятных условиях.
Ник рассмеялся и разбил второе яйцо.
— Ты выросла богатой. И ты слишком хороша для меня.
— Неважно, Ник. Ты позволял теме денег нависать между нами.
— Потому что тебе никогда не нужно было задумываться об этом. — Он звучал зло или расстроено? Весь этот утомительный разговор докучал мне. Раздраженная, что он портил все наше веселье, я поднялась на ноги. Какого черта ему нужно было затевать это? Я бросила бумажное полотенце в мусорное ведро и попыталась громко захлопнуть дверцу шкафа, но это был один из медленно закрывающихся механизмов, который предотвращал какой-либо шум. Как, черт побери, это раздражало.
— Хорошо. Мне никогда не приходилось задумываться о деньгах, — огрызнулась я. — Мое обучение в колледже было оплачено. Да, родители купили мне машину.
— БМВ, — добавил он, взбивая яйца вилкой.
— БМВ. — Я наблюдала за ним несколько секунд, желая, чтобы я могла оказаться на его месте. Мне хотелось что-нибудь ударить. — Почему ты делаешь это?
Его рука остановила свои движения, и он посмотрел на меня.
— Делаю что?
— Начинаешь ругаться.
— Я не начинаю ругаться, Коко. Я просто прокомментировал, что никогда не видел, как ты моешь пол.
— О, или кошу газон, или забиваю гвоздь или использую гребаную дрель. — Мои руки сжались в кулаки…
— Нет, теперь ты упоминаешь это. — Ник имел наглость выглядеть довольным. — К чему это, кексик?
Его прозвище для меня, которое я всегда любила, сейчас звучало по-детски и глупо. Как будто я была хорошеньким и сладким кондитерским изделием, покрытым розовой глазурью для дня рождения. Он думал обо мне как о беспомощной девушке, так же как и мои родители.
— Ты думаешь, что я просто принцесса. Думаешь, что я не умею работать руками.
— Это неправда. — Он отложил вилки и чашку. — Множество раз я видел, как ты работала надо мной своими волшебными ручками. Подойди сюда.
— Нет.
— Подойди сюда, упрямица. — Он притянул меня в объятия, и я не стала долго сопротивляться, позволив его длинным рукам обнять меня за талию, и положила подбородок на его твердое плечо. — Извини, что расстроил тебя. Я не должен был это говорить.
— Ты меня тоже извини. — Мой голос был приглушен его рубашкой. Я сделала глубокий вдох, втягивая его аромат, который теперь смешался с моим парфюмом на его коже. — Это на самом деле не из-за того, что ты сказал. Это из-за дома — мне придется сделать кучу работы самой, и я боюсь, что моя семья решит, что я сошла с ума, как и Миа. Не только из-за большого количества денег, а из-за того, сколько работы в доме нужно будет сделать.
— Я думаю, это замечательно. — Он сжал меня крепче. — И ты сможешь сделать все, что у тебя на уме. Я знаю, ты сможешь.
Я вздохнула.
— Ты не видел этот дом. Я боюсь просить родителей о помощи в его покупке, потому что Миа может оказаться права. Но он мне так сильно нравится.
— Покажи его мне.
— Показать его тебе? Когда?
Ник выпустил меня и потянулся за сметаной.
— Может, завтра утром? Мы можем проехать через Индиан Вилладж, прежде чем отправимся на ферму.