На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны
Шрифт:
8 мая 1975 года пионерский отряд со знаменем встретил Суворова на платформе звуками горна. Даже пассажиры высыпали из вагонов, чтобы посмотреть на ритуал встречи фронтовика. А сам Иван Васильевич был тронут до слез.
Недалеко от школы высится пятиметровый солдат с автоматом на груди — памятник воинам, чьи имена были восстановлены только сравнительно недавно. В тот день на мраморной плите появилось еще одно имя — штурмана капитана Вячеслава Георгиевича Короленко. Именно его останки обнаружили в обломках «петлякова» следопыты Горовастенской школы. Посетил Иван Васильевич и то место, где упал его самолет, но ничего вокруг не узнал. Там, где было болото, выросла березовая роща…
Наступление гитлеровских войск летом 1942 года на юге поставило нашу страну в крайне тяжелое положение. Захват богатейших областей Дона и
Хотя, если говорить откровенно, при всей злободневности тех требований, которые предъявлял приказ № 227 к советским войскам, он не мог внести никаких резких перемен в боевую деятельность нашего полка. Взять, допустим, нас, наземных специалистов.
Да, мы не выполняли заданий в тылу врага и не оборонялись на поле боя. Однако нам приходилось ежедневно вести борьбу с нечеловеческой усталостью. А как тяжело было нам жить в постоянной тревоге за свой самолет: вернется ли он на аэродром из дальнего рейда за линию фронта? Ведь его могли сбить не потому, что противник оказался сильнее, а из-за отказа бортового оружия, мотора, системы управления.
Все опытные специалисты в полку прекрасно понимали это и старались готовить машины к полету так, чтобы предусмотреть «тысячи» мелочей. Но дорогостоящие самолеты, а главное — жизни экипажей вверялись также и новичкам. Так что вполне разумным было считать, что именно на них в условиях аэродромной деятельности приказ требовал обратить самое серьезное внимание. С новым пополнением тогда бесконечно много занимались инженеры, опытные техники, механики, оружейники и другие специалисты полка.
А положение советских войск на юге между тем с каждым днем становилось все более тяжелым. Особенно тревожили сообщения Информбюро о развитии наступления немецких войск на Сталинградском направлении. Во второй половине августа фашистам удалось форсировать Дон, прорваться к Волге севернее Сталинграда и отрезать оборонявшиеся в городе войска от остальных сил фронта.
В этих условиях Ставка Верховного Главнокомандования чрезвычайно важную роль отводила воздушной разведке. Перед ней ставилась задача — всеми средствами своевременно выявлять точное местонахождение крупных резервов живой силы и техники противника на стратегически важных направлениях.
К сожалению, 4-й Отдельный дальнеразведывательный авиационный полк продолжал находиться в Монине. Как стало потом известно, вызвано это было тем, что Ставка по-прежнему не исключала повторного наступления немецких войск на Москву. Но в один прекрасный день с Монина поднялась и перелетела на аэродром в Тамбовской области 2-я эскадрилья под командованием капитана Гаврилова. Ей было приказано действовать в интересах Сталинградского фронта. Тотчас в Добринку отправились и наземные авиационные специалисты, среди которых был и я.
Технический состав разведывательной эскадрильи разместился в амбаре неподалеку от колхозного фруктового сада, в котором среди деревьев были рассредоточены и замаскированы самолеты. Спали мы на соломе, разбросанной на полу амбара, укрываясь шинелями. Хотя в прохладные сентябрьские ночи проку от них было мало. Ночью мы мерзли, а днем, что греха таить, голодали. На наше счастье, рядом оказалось поле с неубранной сахарной свеклой. Испеченная на костре, она хоть как-то дополняла наш скудный паек.
Полевой аэродром был хорошо замаскирован. Взлетная полоса, например, проходила прямо в кукурузном поле. Поэтому немецкие «рамы», сколько ни крутились над аэродромом, обнаружить его никак не могли, а следовательно, нас ни разу не бомбили. Но однажды мы все-таки изрядно перепугались, приняв за вражеские самолеты наши штурмовики Ил-2. Они возвращались с боевого задания на малой высоте через аэродром. Кто-то из нас с криком «Воздух!» первым кинулся наутек по кукурузе. Следом, не
С полевого аэродрома наши экипажи сделали несколько разведывательных полетов в район Сталинграда. Расстояние приходилось покрывать приличное, а промежуточных аэродромов для дозаправки самолетов не было. Поэтому даже к Пе-3-бис, который по сравнению с другими нашими самолетами брал и без того много горючего, подвешивались дополнительные бензобаки. Кстати, думается, есть необходимость сказать несколько слов о том, что это был за самолет Пе-3-бис. При всей внешней схожести с Пе-2, он имел более качественные полетные характеристики. Достаточно упомянуть хотя бы такие факты: Пе-3-бис использовался не только как воздушный разведчик, но и как истребитель-перехватчик. Чтобы превратить Пе-2 — пикирующий бомбардировщик в самолет, способный наравне сражаться с вражескими истребителями, конструкторский коллектив, возглавляемый В. М. Петляковым, проделал с ним поистине уникальную модификацию. Пе-3-бис имел мощное наступательное вооружение, среди которого самым грозным по тем временам можно считать 20-мм пушку. Словом, это был во всех отношениях замечательный самолет, а в воздушной разведке ему не было равного. Жаль только, что Пе-3-бис у нас в полку было очень мало.
Вот на таком самолете наши летчики и штурманы Гаврилов, Вешников, Мурылев, Исаев, Степин, Петушков, Сапожников и летали в район Сталинграда. Добытые ими данные о резервах противника помогали советскому командованию своевременно предпринимать меры для организации обороны города.
Обработка фотопленки, на которой зоркий объектив успевал зафиксировать механизированные колонны врага или скопление его самолетов на аэродроме, производилась немедленно. Из широкоформатных снимков делался специальный планшет. Затем он и данные визуальной разведки экипажа отправлялись на связном самолете в штаб фронта. И тут, как говорится, не дай бог специалистам из фотослужбы что-то напутать, недоделать, испортить. Что значило, например, загубить фоторолик с разведданными? Это — свести на нет всю смертельно опасную воздушную разведку экипажа, изнурительную работу техников, механиков, других наземных специалистов, обеспечивавших этот полет за линию фронта, а главное — лишить командование наших обороняющихся войск ценных сведений о противнике.
Конечно, сегодня, по истечении десятилетий, многие неурядицы, промахи той поры в напряженной аэродромной работе кажутся уже не столь существенными. А тогда любая «мелочь», как правило, грозила обернуться самыми печальными последствиями. Мы не имели права на брак в доверенном деле, чего бы это ни стоило.
Вообще, думается, в многочисленных воспоминаниях о боевых действиях нашей авиации в годы минувшей войны пока еще несправедливо мало уделяется внимания скромным аэродромным труженикам. Например, почему-то не приходилось встречаться со сколько-нибудь интересным документальным повествованием, не говоря уже о художественном произведении или кинофильме, в котором полновесно рассказывалось бы о ближайших помощниках летчиков — техниках и механиках. Я считаю, что мои сослуживцы, обслуживавшие самолеты-разведчики, вполне заслуживают этого. Не боюсь повториться, если скажу, что все они вершили поистине героические дела. Такие авиаторы, как Ходасевич, Годельшин, Кукушкин, Амелин, Данилин, Горячев, Мякишев, Рыбаков, Бондарев, Вавилин, Щербаков и многие другие трудились с полным напряжением сил. В дни и ночи обороны Сталинграда они даже представить себе не могли, что какой-то самолет по их вине оказался бы не готовым к боевому вылету. И это в стужу, постоянно недоедая, нередко не имея под руками необходимых запасных частей.