На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны
Шрифт:
Механизированные части Манштейна так и не смогли прорваться к войскам Паулюса. Они потерпели поражение и отступили. Советское командование сосредоточило все силы для ликвидации окруженной гитлеровской группировки. Вместе с тем экипажи нашей эскадрильи продолжали бдительно следить за всеми крупными передвижениями противника в его глубоком тылу. Памятен один такой вылет, который совершил в начале января 1943 года экипаж С. Колодяжного. Тогда мы уже перебазировались на новый аэродром, расположенный на значительном расстоянии от станицы Мостовской. Собственно, аэродрома в полном смысле этого слова здесь не было. Посередине бескрайней степи пролегала одна-единственная взлетно-посадочная полоса, а вокруг — никаких служебных или жилых построек, ни землянок, ни даже кустика, за который можно было бы спрятаться от пронизывающего холодного ветра. От него не спасала
Но боевая работа, конечно же, не прекращалась. Вот и Колодяжный получил приказ разыскать танковую дивизию противника, двигающуюся с юго-запада в сторону Сталинграда. В принципе задание было несложным, но успешно выполнить его мог помешать туман. Три часа экипаж, напрягая до рези глаза, носился над дорогами, заснеженными полями, городками и деревнями. Несколько раз они нарывались на немецкие истребители, однако Колодяжный вовремя успевал скрыться. Кое-где встречались механизированные колонны, только для дивизии они были явно маловаты. И наконец обнаружили злополучные танковые части в лесу под Харьковом. Об этом сообщили по радио командованию.
Опасность подстерегла «петлякова» на обратном пути. Пе-3-бис попал в область сильного обморожения. Потом нам показалось просто невероятным, что Колодяжный сумел довести сплошь покрытый льдом самолет до аэродрома. Ледяной панцирь был настолько толстым и прочным, что его пришлось отбивать и соскабливать несколько дней.
Вообще Колодяжный со своим штурманом К. Степиным отличались редкой везучестью. В первых числах января 1943 года они вылетели на разведку аэродрома противника в район станицы Тацинской. Аэродром обнаружили быстро, но оказалось, что он уже занят нашими войсками. Посчитав, видимо, что немецкие истребители теперь вряд ли рискнут сунуться в зону своего бывшего аэродрома, Колодяжный спокойно повернул домой. А истребители, судя по всему, находились где-то неподалеку и давно присматривались к разведчику. Выбрав подходящий момент, они внезапно атаковали его. Правда, штурман успел сразу же сбить один истребитель, но и оставшиеся изрядно покалечили «петлякова». Неизвестно, удалось бы Колодяжному тогда спасти свой самолет, если бы не выручила плотная облачность. Мы насчитали в «петлякове» более семидесяти пробоин, а экипаж не имел ни единой царапины, хотя летные комбинезоны были сплошь порваны осколками и пулями.
Каждый воздушный разведчик обязательно должен быть хорошим летчиком. И все-таки одного этого важного качества ему недостаточно. Как ни старайся, а без природного дара больших успехов вряд ли добьешься. Ведь в этой чрезвычайно опасной работе летчику мало постоянно скользить по лезвию ножа и не позволять себе оскользнуться: нужны интуиция, хитрость, даже своего рода актерские способности.
Колодяжному, кажется, самой судьбой было предназначено стать разведчиком. Он развил, довел до высокого мастерства науку о том, как вести наблюдение и быть невидимым, как распознавать опасность, скрытую в спокойной безлюдной местности. Под Сталинградом мастерство Колодяжного проявлялось в самых различных ситуациях. Он мог в открытую бросить вызов противнику и прорываться к его аэродромам, колоннам, позициям, преодолевая истребительные заслоны, бешеный заградительный огонь зениток. Мог безошибочно определить район, таящий потенциальную опасность. И тогда нарочно безмятежно кружил над ним, становясь приманкой для врага. Постепенно снижался до малых высот, прощупывая местность пулеметным огнем. В конце концов нервы у гитлеровцев не выдерживали и они обнаруживали себя. За Колодяжным начиналась самая настоящая охота — только бы он не возвратился назад, не передал то, что увидел. По нему стреляли из зениток, полевых орудий, танков, за ним гонялись на истребителях. А он жадно впивался глазами в ощетинившуюся огнем землю и ликовал от того, что его подозрения внезапно подтвердились и еще одна позиция противника обнаружена…
25 января окруженная в Сталинграде гитлеровская группировка была расчленена, а 2 февраля Сталинградская битва закончилась полным разгромом противника. В результате контрнаступления советских войск враг был отброшен на сотни километров. Началось его массовое изгнание с территории нашей страны.
Пришло время и нашей эскадрилье перебираться поближе к фронту. Одни экипажи перелетели на подмосковный аэродром Чкаловский, другие — сначала в Миллерово, затем в Елец, а оттуда в Курск.
Техническому составу нередко приходилось добираться с места на место в самолетах-разведчиках в качестве пассажиров. Это было необходимо для того, чтобы на новом
В конце февраля 1943 года и я перелетал в кабине стрелка-радиста из Ельца в Курск. Когда набрали высоту, я стал через небольшой иллюминатор в фюзеляже рассматривать землю. Под нами проплывали перелески, поля, деревеньки, и у меня от виденного складывалось впечатление, что по родной земле пронесся невероятной силы ураган. Скажу откровенно, зрелище было угнетающим, и я пригорюнился. Да так, что не заметил перебои в работе одного из моторов.
Пришел в себя только тогда, когда самолет затрясло и тут же он резко пошел к земле. Нам повезло, что все это происходило недалеко от Курска, а за штурвалом был опытнейший пилот капитан Г. Плитка. Он точно вывел машину на Курский аэродром и с ходу посадил ее на одном моторе. Когда механик снял с отказавшего мотора капот, мы все буквально остолбенели: в картере зияло приличное рваное отверстие, из которого вытекало струйкой дымящееся масло. Как потом выяснилось, это произошло из-за обрыва шатуна. Его осколок точно снаряд прошил корпус картера насквозь. Нетрудно представить, что было бы с нами, если бы он вылетел в сторону кабины.
На окраине аэродрома в Курске находился глубокий овраг, за которым сразу же начинался лес. На обоих склонах оврага еще немцы вырыли землянки с небольшими оконцами. Они были хорошо укрыты зарослями кустарника, стволами диких груш и яблонь. Вот в этих землянках и разместилась наша оперативная группа, в которую входили две эскадрильи, штаб, места отдыха летного и технического состава, фотослужба. В старом просторном сарае вблизи стоянки самолетов обосновались радисты, а неподалеку от них в высоком густом кустарнике укрылся пеленгатор.
Словом, мы давно уже не жили в столь благоприятных условиях. Но не успели как следует освоиться на новом месте, как ночью на аэродром нагрянули немецкие бомбардировщики. Вообще-то к бомбежкам за время войны мы вроде бы немного привыкли. Но только не к ночным. К ним привыкнуть невозможно. В самом деле, рвущиеся в кромешной тьме бомбы, визг и вой могли свести с ума кого угодно. И хотя материальный ущерб ночные бомбежки наносили незначительный, душу они выматывали основательно. Суматошно пробегав в поисках укрытия, к утру мы едва держались на ногах. А ведь каждому из нас предстояло напряженно работать по обслуживанию самолетов, экипажам — лететь на задания в тыл врага.
Противник, конечно, раскусил, что наш аэродром не имеет противовоздушной обороны. И скоро к ночным бомбардировкам прибавились и дневные. Хорошо помню один такой налет солнечным мартовским утром. Подготовив самолеты к вылетам, мы сидели на стоянке, поджидая экипажи. Неожиданно в воздухе появилось несколько десятков бомбардировщиков, державших курс прямо на аэродром. Яркое солнце слепило глаза, мешало нам разглядеть, что это были за самолеты. Кто-то высказал предположение, что летят наши, поскольку у немцев он никогда таких самолетов не видел. Слишком поздно мы поняли, что сослуживец ненароком ввел нас в заблуждение. У самолетов открылись люки, и оттуда посыпались бомбы. Еще до конца не вникнув в происходящее, я инстинктивно упал на землю, стараясь спрятать голову за кислородный баллон. Одна серия взрывов закончилась примерно в сотне метров от меня, другая обрушилась на овраг и лес. В какой-то момент от группы бомбардировщиков отделились три самолета. Они спустились до бреющего полета и пошли вдоль взлетно-посадочной полосы, сбрасывая бомбы и обстреливая ее из пулеметов. В это время здесь находилось около трехсот женщин, присланных из Курска для уборки снега. В тот налет на аэродроме погибло более ста человек. В основном жертвами фашистских стервятников оказалось беззащитное мирное население.
Через несколько дней аэродром атаковали шесть «фокке-вульфов». Мы понимали, что главная цель их налета — уничтожить наши самолеты-разведчики. Но «фокке-вульфы» так и не смогли нанести аэродрому серьезного урона. Если не считать, что снарядом был разбит киль одного «бостона». Авиаторы отделались легким испугом да побегали в поисках укрытия до седьмого пота.
На этот раз враг понял, что налеты на наш аэродром уже не останутся для него безнаказанными. Дело в том, что накануне к нам прибыл полк истребителей. Честно говоря, появление «фокке-вульфов» они чуточку прозевали. Но затем, несмотря на бомбежку и обстрел, дежурное звено все-таки взлетело. И тогда гитлеровским летчикам стало уже не до прицельной атаки наших разведчиков.