На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны

Чернов Пётр Игнатьевич

Тут, пожалуй, уместно будет отметить, что наши фотоспециалисты во главе со старшим лейтенантом М. Александровым и начальником разведки старшим лейтенантом И. Копыловым относились к доверенному делу творчески. Они предложили несколько вариантов установки фотоаппаратуры и на «петлякове», научили штурманов в любых условиях делать с воздуха неплохие снимки. Придумали ускоренный способ сушки проявленных фотороликов. А это, в свою очередь, сократило время изготовления фотопланшетов с разведывательными данными, которые всегда торопилось поскорее получить командование наземных частей.

Уже почти год Красная Армия сражалась с гитлеровскими захватчиками. Разгром врага у стен столицы вдохновлял тружеников тыла. До сих пор не могу забыть трудовой

и жизненный ритм города Иванова военной весны 1942 года. Жители, а это были в основном женщины, дети и старики, страдая от недостатков продуктов питания, посадили на свободных от булыжника и асфальта местах овощи. В городе находилось много госпиталей. Ивановцы очень чутко относились к выздоравливающим воинам. Голодая, они тем не менее приносили им продукты, какие-то необходимые в госпитале вещи, всячески помогали медицинскому персоналу.

28 мая 1942 года в Монино перелетел 450-й бомбардировочный полк. На базе нашей отдельной эскадрильи и этого полка был сформирован 4-й Отдельный дальне-разведывательный авиационный полк РГК Красной Армии. Его командиром назначили майора С. Бермана, замполитом капитана Б. Артемьева, начальником штаба капитана Игнатенко. Но через некоторое время Берман был отозван в штаб ВВС, и командиром полка стал Артемьев.

Уже после войны из книги П. Пляченко «Дан приказ» я узнал, что майор Берман командовал 511-м Отдельным разведывательным авиационным полком. Этот полк успешно вел разведку в Белгородско-Харьковской наступательной операции, при форсировании Днепра осенью 1943 года, отличился в Корсунь-Шевченковской и Ясско-Кишиневской операциях, активно участвовал в освобождении восточных районов Венгрии, Будапешта, в Венской операции.

Вслед за командиром полка у нас сменился весь его руководящий состав: замполитом назначили капитана А. Антипова, начальником штаба — капитана В. Лукьянова.

Надо подчеркнуть, что формирование полка проходило в условиях непрерывной боевой деятельности и переучивания на иностранную авиационную технику. Полк имел три эскадрильи. Две были вооружены самолетами Пе-2 и Пе-3-бис, одна — «аэрокобрами». Позднее у нас появились «бостоны». Управление полка имело, кроме боевых самолетов, учебные УПе-2, связные У-2, а также транспортные Ща-2, Як-6 и Ли-2.

27 июня экипажу в составе летчика старшего лейтенанта Л. Кричевского, штурмана старшего лейтенанта В. Ястребова и стрелков-радистов Авдонина, Селянкина (их кабина была оборудована вторым кислородным прибором) на самолете Пе-2 было приказано пролететь по маршруту Монино — Жиздра — Брянск — Рославль — Монино. Основное внимание им следовало обратить на железнодорожный узел в Рославле.

Выполнение задачи предусматривало посадку на аэродром подскока в Малоярославце для дозаправки горючим. И вот еще на пути к Малоярославцу стрелок-радист Авдонин пожаловался командиру экипажа на плохую подачу кислорода. На аэродроме подскока проверили подачу кислорода и устранили неисправность в ее системе. Снова взлетели и набрали высоту 6000 метров, на которой и пересекли линию фронта. Прошли половину маршрута и сфотографировали бронетанковые и автомобильные колонны врага, идущие к переднему краю, передали по радио сведения о визуальной воздушной разведке на узел связи полка, сбросили бомбы на скопившиеся эшелоны в Рославле. И вдруг Авдонин опять сообщил, что прекратилась подача кислорода. Кричевский, чтобы спасти жизнь стрелков-радистов, снизил высоту полета до 4000 метров. Но теперь самолет-разведчик стал более различим с земли. Так что командир экипажа воспринял как должное сообщение стрелка-радиста Селянкина о том, что снизу по курсу появились два «фокке-вульфа».

Экипаж тотчас приготовился к отражению атаки. Авдонин открыл заградительный огонь из бортового мало калиберного пулемета. Метнувшийся было к хвостовому оперению истребитель сместился на несколько метров ниже. Но там его встретил огнем пулемет Селянкина, прикрывающий заднюю нижнюю полусферу. Одновременно заработал

пулемет и штурмана. Огненная трасса устремилась навстречу второму «фокке-вульфу», появившемуся сзади и сверху. Он вынужден был тоже отказаться от атаки на воздушного разведчика. Покружившись вдалеке, истребители вновь все кинулись на «петлякова». Тогда Кричевский ввел его в пикирование, пытаясь таким образом оторваться от наседавшего противника. И в этот момент чудовищной силы удар подбросил самолет вверх. Оглушенного штурмана Ястребова выбросило из кабины и он пришел в себя лишь в двухстах метрах от земли. Сумел вовремя дернуть кольцо парашюта. Ястребова подобрали наши пехотинцы, наблюдавшие за воздушным боем из окопов. Его отвезли в медсанбат. Через час туда же доставили без сознания Кричевского. Стрелков-радистов нашли в обломках самолета. Медики определили, что они погибли еще в воздухе, отражая атаки вражеских истребителей.

Каждого человека проверяла война, но не все выдерживали эту проверку. Правы, наверное, были философы древности, когда сравнивали человеческую жизнь с листом бумаги, на котором записаны не только все его видимые поступки, но скрыта еще и тайнопись. В какое-то время она открывается людям, и человек предстает перед ними в своем подлинном обличье. Не только с мужеством приходилось встречаться в те дни, но и с трусостью, малодушием.

Конечно, таких в авиации были единицы, но они, к сожалению, все-таки были. Вот хотя бы один пример, врезавшийся мне в память. Летом 1942 года экипаж под командованием летчика Васильева (я изменил фамилию в надежде, что этот человек в дальнейшем, возможно, сумел найти свое место в боевом строю) получил задание на разведку моторизованных колонн противника в районе Жиздры. «Петляков» как обычно взлетел, но внезапно сделал круг над аэродромом и пошел на посадку. Потом произошло нечто вообще непонятное: при посадке летчик почему-то не выпустил шасси. Удар о бетонную полосу вызвал тысячи искр, от которых из-под мотогондолы полыхнуло пламя. Учитывая, что в каждой мотогондоле находилось по бомбе, а пространство вокруг них заполнено кипами листовок, последствия надо было ожидать самые трагические.

Экипаж быстро покинул самолет и встал чуть в стороне, испуганно наблюдая за тем, как пламя набирает силу. В считанные минуты возле горящего «петлякова» оказались командир полка Артемьев, техники И. Саплин и Д. Ильин, оружейники В. Крапивный и И. Горячев. Общими усилиями они погасили огонь и вывернули из бомб взрыватели. Позже командование полка провело тщательное расследование этого инцидента, в ходе которого выяснилось, что самолет был вполне исправный, а у летчика Васильева от страха буквально пошла кругом голова. Сам он так и не смог дать вразумительную оценку своим действиям. Вскоре Васильев быт переведен в другую часть. К работе в воздушной разведке он, мягко говоря, оказался не пригоден.

В начале лета 1942 года шесть экипажей, в состав одного из которых был включен и я, отправились в далекий город за новыми самолетами Пе-2. Добирались туда поездом более недели. Но самолеты к нашему прибытию оказались еще не готовыми. Мы ждали их целый месяц, однако время зря не теряли: прямо в цехах завода знакомились со сборкой и регулировкой отдельных агрегатов, старались вникнуть в их конструкции. Все это потом нам очень пригодилось во время эксплуатации «петляковых» в полевых условиях.

Наконец-то самолеты были полностью собраны, и мы начали их приемку, которая всегда заканчивалась контрольным облетом. Один из таких облетов едва не завершился трагически для нашего летчика сержанта В. Мурылева. В разведывательный полк он прибыл сравнительно недавно из летного училища, где более года служил инструктором по технике пилотирования. По всей видимости Мурылев вздумал продемонстрировать всем свое мастерство. Поднявшись на «петлякове» в воздух, он принялся выделывать нечто невероятное. Отчетливо помню, как Мурылев пронесся над заводским аэродромом на высоте 3–5 метров. Винты буквально косили траву.