На луче света
Шрифт:
Его, как ни странно, кажется, приводил в замешательство вид толпящихся вокруг пациентов, особенно Джеки, сидящая на траве с горкой грязи между её босых ног. Берт, ищущий утраченные сокровища за каждым деревом и Фрэнки, шаркающая вокруг с обнажённой грудью, отбиваясь таким образом от жары, никак не смягчили его ужаса. Он, очевидно, никогда прежде не видел людей с психическими отклонениями. Или же это был тот случай, когда ему было проще быть собой.
Тем не менее, всё шло более или менее гладко и согласно плану,
Виллерс всё утро не имел возможности поговорить со мной. Я не получил ни бесплатного кофе, ни даже крохотного пирожного. Честно говоря, я скрывался в своём кабинете аж до полудня, занимаясь реорганизацией своих файлов и игнорируя телефон. Но когда я встретил его за обедом, он светился от радости, словно больной. Наш председатель правления прислал нам чек на один миллион долларов. Более чем достаточно, чтобы закрыть программу по сбору средств на землю и начертить его имя над дверью нового объекта.
Клаус был так рад, что даже заплатил за мою еду (творог и крекеры). Впервые.
Прот проигнорировал чашу с фруктами, зайдя в мой кабинет и, зная его, я понял, что это Роберт появился прежде, чем я его об этом попросил.
— Роб?
— Здравствуйте, доктор Брюэр.
— Прот с тобой?
— Он говорит, чтобы мы начинали без него.
— Всё в порядке. Возможно, в этот раз он нам не понадобится.
Он пожал плечами.
— Как ты себя чувствуешь сегодня?
— Хорошо.
— Хорошо. Рад это слышать. Начнём с того, на чём мы закончили в прошлый раз?
— Полагаю, так.
Он выглядел нервным.
Я ждал, пока он начнёт. Когда этого не случилось, я его подтолкнул:
— В прошлый раз мы говорили о твоей жене и дочери. Помнишь?
— Да.
— Хочешь рассказать о них что-нибудь ещё?
— Мы можем поговорить о чём-то другом?
— О чём ты хочешь поговорить?
— Не знаю.
— Не хочешь рассказать мне о своём отце?
Проследовала продолжительная пауза, прежде чем он ответил:
— Он был замечательным человеком. Он был больше друг, чем отец.
Казалось странным, как он произносит это. Будто он заранее заучил и отрепетировал текст.
— Ты проводил с ним много времени?
— В тот год, когда он умер, мы всё время были вместе.
— Расскажи мне об этом.
Почти безо всякого выражения:
— Он был болен. Бычок рухнул на него на бойне и раздавил его. Я не знаю всего, что именно с ним было не так, много всего. Он всё время страдал от боли. Всё время. Он мало спал.
— Чем вы занимались вместе?
— Играми в основном. Червы, Бешеные Восьмёрки, Монополия. Он учил меня играть в шахматы. Он не знал правил, но он учился и затем показывал мне.
— Ты побеждал его?
— Он позволял мне себя побеждать несколько раз.
— Сколько тебе тогда было лет?
— Шесть.
— Ты играл в шахматы позже?
— Немного, в школе.
— Успешно?
— Неплохо.
Это натолкнуло меня на мысль (Я проверял через Бэтти, а также через Жизель: Роберт пока не появлялся в отделении).
— Некоторые другие пациенты играют в шахматы. Не хочешь время от времени с ними играть?
Он колебался.
— Не знаю. Может быть.
— Мы подождём, пока ты не будешь готов. Ладно… Что ещё ты можешь рассказать о своём отце?
И снова как по листу.
— Мама взяла для него книгу по астрономии из библиотеки. Мы узнали многие созвездия. У него был бинокль, и мы рассматривали луну и планеты. Мы даже видели Юпитер с его лунами.
— Это, должно быть, нечто.
— Так и есть. Это делает планеты и звёзды не такими далёкими. Кажется, будто до них легко можно дотянуться рукой.
— Расскажи что-нибудь об этом. Каким ты представлял себе пребывание на другой планете.
— Я думал, что это должно быть фантастично. Папа говорил, что там могли бы жить все виды различных существ, но большинство из них будет лучше, чем люди. Что там не было бы преступлений или войн, и все бы ладили. Там бы не было болезней, бедности или несправедливости. Я был огорчён тем, что мы застряли здесь, и он был настолько болен, что никто ничего не мог с этим поделать. Но когда мы сидели ночами на улице, рассматривая звёзды, он, казалось, чувствовал себя лучше. То были лучшие времена… — Роб мечтательно глядел в потолок.
— Чем ещё вы занимались?
Дрожащим голосом (едва ли не в слезах) он ответил:
— Иногда он смотрел телевизор. И мы общались. Он достал мне собаку. Огромного, лохматого пса. Он был красным. Я назвал его «Эппл».
— О чём вы разговаривали?
— Ни о чём особенном. Вы знаете… Все те вещи, что должен знать подрастающий мальчик. Он учил меня, например, как забивать гвозди и пилить доски. Показывал мне, как работает автомобильный двигатель. Он был мне другом и покровителем. Но затем…
Я ждал, пока он соберётся с мыслями. Наконец, он произнёс так, будто всё ещё не мог в это поверить:
— Но затем он умер.
— Ты был с ним, когда это случилось?
Голова Роберта дёрнулась в сторону.
— Нет.
— Где ты был?
Он повернулся ко мне, но глаза его избегали моего взгляда.
— Я… Я не помню…
— Каково твоё следующее воспоминание?
— День похорон. Прот был там, — он начал ёрзать на стуле.
— Хорошо. Давай пока поговорим о чём-нибудь ещё.