На неведомых тропинках. Сквозь чащу
Шрифт:
– Колобок, колобок, я тебя съем, - нараспев проговорил Веник, и тварь, словно поняв его, разразилась кратким визгливым смехом.
Падальщик пригнулся и прыгнул, бесшумно и почти красиво, словно танцор. Одним смазанным, казавшимся бесконечно медленным движением он оказался сбоку от колобка. Тварь выстрелила очередным крюком, но Веник сбил ее в полете и прижал конечность ногой к земле, второй крюк перехватил рукой, и вывернул, заставляя тварь то ли снова расхохотаться, то ли завизжать от боли.
Еще один шар откатился от завала и еще... За чашу фонтана зацепились крючья, меня коснулся чужой голод, пустота внутри, которую нужно заполнить. Есть и спать,
Хруст смешался с визгом, очень похожим на ход несмазанных дверных петель. Веник выдрал часть сустава с крюком, понюхал и отбросил. Охромевшая тварь вместо того, чтобы собрать конечности, забиться в какую-нибудь нору, зализать раны и оплакать потерю, бросилась на гробокопателя с раззявленной пастью. Веник легко ушел с ее пути, пропустил вперед и с разворота пнул, заставляя крючника влететь в кущу щебня и битого стекла. С кучи мусора, оставленного временем, свалилась деревяшка, похожая на резной обломок картинной рамы. Я внутренне сжалась, приготовившись в волне криков, боли и отчаяния. Но к ней нельзя было подготовиться.
Дивный ожил, заговорил, закричал, запел, струны заплакали. Мертвые закричали, улицы вспыхнули россыпью натянутых голубых нитей, в голове билось отчаяние и картинки того, как гибло все, как умирали на этих улицах люди, нелюди, Великие...
Крюк впился в бедро, и боль прошлого смешалась с болью настоящего. Я упала на колено... А стежка продолжала звенеть, рассыпаясь на множество жалящих нот и всполохов. Крючник дернул конечностью, и я поняла, что уже давно кричу, что скользкими от крови руками пытаюсь вытащить крюк. Он был холодным, словно кусок мяса из холодильника. Деревяшка скатилась с кучи и остановилась. Струны издали последний аккорд стали затихать.
Второй крюк полетел мне в голову, я видела, как он отделяется от тела, как короткая шерсть, под которой перекатываются мышцы, топорщится... Боль отступила всего лишь на миллиметр, меньше чем на миллиметр, и я выставила руки, чувствуя, как коготь входит в предплечье. Тварь завизжала у самого лица раскрывая и закрывая вонючую пасть. И не просто завизжала, забилась в конвульсиях, когда Веник, вспоров когтями шкуру, запустил руку в ее нутро, разрывая сосуды, вспарывая мышцы и ломая кости.
На самом деле это трудно, тело не состоит из пустот. В него очень трудно запустить что-то кроме ножа. И когда в фильмах разные вурдалаки одним ударом пробивали грудину и вытаскивали сердце, легкие, почки, печень, не важно, где они находятся, достают их всегда из груди, меня пробивал хохот. А потом пот. Ровно с того момента, как я увидела, что такое на самом деле возможно. Попробуйте с размаху вогнать пальцы в кучу песка, получите незабываемые ощущения. Реальность такова, что плоть не расступается даже перед самыми острыми когтями, она трещит и рвется, она кровоточит, она конвульсирует. Чтобы просунуть внутрь руку нужно покрошить внутренности на куски, запустить ножи бленкера и нажать на пуск. Веник сжимал и разжимал пальцы, взрезая плоть, рывок за рывком погружаясь в его тело. Крючник визжал, стежка наполненная чужой болью затихла.
Самый первый колобок, столкнувшийся с падальщиком, уже лишился конечностей и теперь лежал на куче битых камней, открывая и закрывая пасть. Веник не добил его, поспешил ко мне. И я это не забуду. Внутри крючника, что-то с хрустом сломалось. Похожий звук я слышала, когда соседская машина сбила собаку, что жила во дворе. Ничейная дворняга, которой скармливали объедки, а она махала хвостом. В тот день объедки вынесла я, а сосед ее не заметил. Собачьи кости хрустели так же.
Колобки были животными, как та дворняга, звери на инстинктах без зачатков разума.
Еще один крючник расхохотался, расправляя лапы. Я выдернула подергивающийся крюк из руки. Вскрикнула, когда тварь инстинктивно попыталась втянуть второй вместе с частью моего бедра. Чтобы его вытащить пришлось залезть в рану пальцами...
Еще два камня скатились с кучи валунов, защелкали конечности. Подергивающаяся шаровидное тело замерло. Веник отбросил умирающую тварь. Ее агония не имела особого вкуса, пресная почти безэмоциональная. Твари, в сущности, было все равно, у нее не было осознанного желания жить, она не понимала ее ценности, у нее был лишь инстинкт, а он напоминал по вкусу пропаренный рис без специй, есть можно - насладиться вкусом нет.
Бедро тюкало болью, я неуклюже поднялась. Веник уклонился от очередного крюка. Крючники хохотали. Их было легко убивать, но уже с десяток колобков оживал, отделившись от кучи, которую я приняла за развалины дома.
– Уходим!
– закричал Веник, - Они задавят нас числом.
Я развернулась и встретилась взглядом с яркими голубыми глазами маховика, он шел по улице, размеренно махая руками и ногами. Целеустремленно шел, словно машина.
– Веник!
– закричала я, прижимаясь спиной к падальщику.
– О, твои новые друзья вернулись. Видимо, недалеко ушли, - я почувствовала прикосновение к плечам, - Может, попросишь их поиграть в футбол?
– Мы не успеем, - я оглянулась на оставленную за чашами фонтана улицу, с той стороны к нам шел еще один маховик.
Веник перехватил еще один крюк и вместо того чтобы отбросить, наоборот дернул на себя, выворачивая конечность из сустава, и впечатал в зубастую пасть колено, не давая ей раскрыться. Крючник подавился хохотом.
– Бери свое невидимое лезвие!
– рявкнул мне падальщик, - Порежь этих тварей на салат!
Здравая идея, первая здравая идея с момента нашего появления здесь. Я закрыла глаза, всего на миг, всеми чувствами потянувшись к стежке, по которой мы пришли. Она была похожа на переваренную макаронину, безвольная слабая, она не ложилась в руки, она падала из них. Зато вокруг были другие. Яркие, четкие, словно росчерки пера, повисшие в воздухе. Они дрожали и гудели, словно высоковольтные линии.
– Ольга, - зарычал Веник, за миг до того как меня сбили с ног.
Я ударилась о чашу фонтана, вскрикнула, бедро дернуло болью, на пропитанную кровью штанину налип мусор и листья. Каждый камешек, каждая попавшая в рану песчинка показалась мне острым булыжником. Как же не вовремя Дивный отобрал у Великой величие. Плечо начало неметь.
Ударивший меня под колени крючник расправил суставчатые конечности.
Веник стоял на четвереньках, а над ним возвышался успевший присоединиться к вечеринке маховик. Сам удар, заставивший гробокопателя упасть, я пропустила, теперь тварь давила падальщику громадной лапой на спину, словно желая впечатать в землю. Подкатившийся колобок запустил крюк падальщику в икру.
Удовлетворение твари смешивалось со злостью Веника, приправленной щепотью осознания, что все скоро закончится. Не сейчас, так потом, но конец у всех один. Не покорность, а констатация факта.