На обломках рая
Шрифт:
Рыбалка – это не только удовольствие, но и средство выживания человека. Не умеющий ловить рыбу человек когда-нибудь умрет от голода на берегу реки.
За час небольшим я наловил почти полведра хорошей рыбы. Рыба, соскучившаяся по червячкам, брала жадно и уверенно. Подсечка и подлещик в ведре.
– Остановись, – сказал я себе, когда половина ведра была заполнена рыбой. – Полное ведро наловить – не проблема, а вот как ты будешь возвращаться с полным ведром. Пупок не развяжется? Рыба ловится по потребности. Здесь нет кошек, которые бы подъели за тобой то, что ты не смог съесть.
Процесс приготовления ухи описывать не буду. Это знает
Таганок – это небольшой металлический обруч на трех ножках, на который ставят котел или чугунок для варки пищи на открытом огне. Обычно его ставят на шесток, это свободное место перед заслонкой русской печи. Чем дальше в лес, тем больше непонятных терминов из недавней жизни. Захотите узнать, что это, найдете в интернете.
Так вот на шестке стоит таганок. На нем стоит чугунок, а под чугунком разводится маленький костерчик. Именно маленький, чтобы не спалить весь дом. Если таганок на улице, то костерок можно сделать и побольше, но так, чтобы не спалить всю деревню.
Уху я сготовил быстро и с большим удовольствие ее поел. Ел крупные куски вареной рыбы и запивал все это бульоном, юшкой, из найденной в доме кружки. Прелесть.
После обеда я занялся поиском тетради. Перерыл буквально все. Ничего похожего на тетрадь или на листки из нее. Наступивший вечер заставил прекратить поиски. В темноте все равно ничего не найдешь.
Внезапно я услышал истошный женский крик где-то неподалеку и бегом выскочил из дома. Вокруг никого. Я быстро залез на подволок, это место между потолком и крышей дома, его еще называют чердаком, и посмотрел в слуховое окно на фронтоне дома. Никого и ничего. Я перебрался на подволок клети и посмотрел в сторону реки. Никого.
– А, может, мне это просто показалось, или это русалки в реке балуются, – подумал я и стал искать место для ночлега.
Примерно в полутора километрах от дома река перегорожена плотиной и там всегда была мельница, а на мельницах всегда полно нечистой силы. Но не может же она кричать так, что ее слышно за полтора километра.
Для ночлега я избрал деревянную кровать в сенях. Кровать эта была закрыта домотканым пологом и всегда была любимым местом для отдыха летом. Полог плотный и под ним в любое время суток было темно, что является главным условием для полноценного отдыха наработавшегося человека.
Вытряхнув старый матрац и рядно, которое служило простыней и одеялом, я приготовил себе постель и завалился на кровать.
Время было раннее, а заняться было нечем. Телефон вне зоны приема. Интернет не работает. Радио нет. Телевизора нет. Проигрывателя нет. Даже патефона нет. Чем должен заниматься человек? Естественно, домашним хозяйством, которое включает и домашнее творчество. Например, вырезать из дерева скульптуру колхозного бригадира и назвать ее «сатир на отдыхе». Или написать поэму про Гаврилу. «Служил Гаврила счетоводом, Гаврила счетоводом был». А если человек не был предрасположен ни к тому, ни к этому, то он занимался строганием детей для Веры, Царя и Отчества. Под эти мысли я незаметно уснул.
Проснулся я от скрипа двери. Помните, как в песне:
Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь -
Все мне ясно стало теперь.
Ясно мне ничего не стало, но и выскакивать из полога я не спешил. Мало ли
Дверь скрипела осторожно и, как мне показалось, тот, кто открывал ее, совсем не хотел производить большого шума, зная, что в доме есть посторонний. Приоткрывшись наполовину, дверь стала закрываться и закрылась не полностью, оставив щелку, через которую проникал лунный свет. Прикинув по дате, что сегодня должно быть полнолуние, так что грабитель не сможет полностью скрыться в темноте.
После сенных дверей начала открываться дверь в комнату, но никаких шагов от двери к двери я не слышал.
Я нашел дырку в пологе и начал смотреть на дверь, но никого в дверном проеме не видел и в комнате было тихо.
Затем открылась и закрылась дверь комнаты и немного сдвинулась приставная лестница на подволок клети. Через какое-то время лестница сдвинулась на то место, где она стояла и открылась дверь из сеней на улицу.
– Какая-то чертовщина, – подумал я и услышал истошные крики на улице напротив дома в том месте, где стоял мой автожир.
Представьте себе, что бы чувствовал в такой ситуации нормальный человек. Бесстрашных людей в природе нет, кроме шизофреников, которые в силу умственной отсталости не способны представить, что может ждать человека в той или иной ситуации. Бесстрашный человек просто умеет преодолевать свой страх, считая проценты шансов остаться в живых. А я не могу назвать себя человеком бесстрашным. Мое сердце колотилось так, что его должно было быть слышно на расстоянии ста метров. Сжав кулаки, я решительно вошел в комнату и в окно увидел костер на месте автожира, и с десяток теней, пляшущих вокруг костра.
Я хотел схватить ухват, самый тяжелый из тех, что стояли слева от печи, и с диким криком броситься на дикарей, чьи тени я видел на фоне костра. Но вдруг эти тени повернулись в мою сторону и стали показывать на окна, что-то громко крича и двинувшись всей гурьбой в сторону калитки к дому.
С ухватом в руках я бросился к выходу из комнаты, чтобы закрыть засов на дверях сеней, но споткнулся о высокий порог, ударился головой о низкий косяк и упал на пол.
Кто-то впорхнул в сени и приподнял мою голову, положив ее на что-то теплое и мягкое. Глаза мои были закрыты, но все указывало на то, что я лежал на бедре молодой девушки в шелковом платье. Чья-то теплая и ласковая рука гладила мое лицо, волосы и кто-то напевал негромким и красивым голосом:
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
Колыбельная не усыпила меня, а наоборот взбодрила. Я открыл глаза и увидел рядом с собой девушку, которая пела мне колыбельную. Было ей лет двадцать пять, шелковое платье золотистого цвета подчеркивало все изгибы ее тела, а толстая коса пшеничного цвета лежала на ее плече, касаясь моей щеки. Луна светила настолько ярко, что казалась белым солнцем в багровом обрамлении.