На окраине мира
Шрифт:
Лакр чуть не сплюнул, когда она выжидательно посмотрела.
– А что? Место-то надо тайное, скрытое, которое никому не показываешь. Но мыться-то всем время от времени надобно? С девками, опять же, порезвиться? Перед другими мужиками покрасоваться? Мышцами похвастать, себя показать... где ж, как не ТАМ?
– Дурак, - с отвращением сплюнул Ивер.
– Не, просто я и правда не понимаю!
– Тьфу!
– Вот так всегда, - вздохнула Белка, неожиданно поднимаясь и подхватывая плащ.
– Ты с людями по-хорошему, по-доброму, а они потом на тебя плевать хотели. Да, Куршик? Пойдем отсюда, а? Что-то у меня настроение пропало с ними сидеть.
Она отряхнула рукава, пригладила растрепавшиеся короткие вихри и, ни на кого больше не глядя, пропала в кустах. Тихо, быстро и почти незаметно.
Стрегон недовольно поморщился, когда побратимы дружно обернулись и уставились на него с каким-то нездоровым интересом. Машинально поднял руку, коснувшись правой щеки, где все еще что-то покалывало, шевелилось и немного жглось, но почти сразу вздрогнул и в который раз за день удостоверился, что действительно ПОЧУВСТВОВАЛ это легкое прикосновение. Впервые за четыре с лишним года после того, как в одной из схваток получил очередной безобразный шрам. Более того, щипало и лоб, и нос, и, особенно, скулы, словно с его кожей до сих пор творилось начавшееся утром преображение. Даже правое ухо, проткнутое когда-то острой спицей (подарочек от одной шустрой занийской девки, оказавшейся из гильдии наемных убийц), непривычно дергалось и было очень горячим.
Он не знал, как это получилось и что за гадость намазал на него Белик, но уже сейчас хорошо ощущал, как под пальцами постепенно исчезают старые рубцы; как разглаживаются глубокие морщины вокруг глаз и в уголках рта; бесследно исчезают его детские шрамы и страшный след от орочьего ятагана, который у многих вызывал какое-то жалостливое отвращение и желание поскорее отвернуться. В дрожащем на воде отражении всего пару минут назад он наглядно убедился, что с утра, когда у него просто дар речи пропал, а в голове воцарился полнейший сумбур, почти ничего не изменилось. И что он, как бы дико это ни звучало, всего за пару часов потерял все свои боевые "трофеи", которые столько лет закрывали причудливой маской его настоящее лицо.
Это казалось невозможным, нереальным, каким-то сумасшедшим бредом, потому что за эти рубцы не брались даже лучшие лекари Братства. Такого просто не могло быть, никак. Его уродство не поддавалось никаким лекарствам. И это стало привычной правдой. Еще одной насмешкой судьбы, жестоким розыгрышем, холодной констатацией факта. Ему не повезло еще в раннем детстве, когда на юную кожу так неудачно пришелся удар неизвестного орка, а затем, с годами, в этот неестественный узор только вплетались новые штрихи, разукрасившие, в конце концов, его скулы причудливым и страшноватым узором.
Стрегон привык к себе. Он знал, как выглядит. Понимал, какое производит впечатление, и в какой-то мере гордился тем, что сумел себя преодолеть. Что не сдался. Не отчаялся. Выжил. И тогда, когда едва не умер от горя, в мгновение ока оставшись сиротой, и много раз после, когда Ледяная Богиня лишь на жалкий волосок не доносила до него свою горькую чашу.
И вот теперь все изменилось.
Да, в самый первый миг его это напугало. Показалось, что это - очередная злая шутка, которых и без того в его жизни было немало. Честно говоря, он даже разозлился поначалу, потом пришел в настоящую ярость, поняв, что изменился слишком внезапно, слишком резко и сильно. Едва не отчаялся, вдруг увидев, что помолодел лет на десять. Что стал не тем жестким камнем, о крепость которого разбивались любые насмешки и отскакивали любые удары. Не тем стальным стержнем, который нельзя согнуть. И не тем холодным охотником, от которого в ужасе бежала добыча.
Обезображенное лицо было его знаком. Его привилегией. Страшноватым флагом. По нему его узнавали. Из-за него боялись. По нему сразу понимали, что споры, возражения и упорство бесполезны. Оно выглядело бесстрастным, неумолимым, пустым. И это была его правда. Его ноша. Его путь, который казался ясным и понятным до самого конца. И с которого он никак не собирался сворачивать.
Однако сегодня, впервые за долгое время, Стрегон вдруг усомнился в том, что понимал все правильно. Будто впервые взглянул на себя без привычных шор. Случайно заглянул под эту жестокую маску. Неожиданно рассмотрел под ней что-то новое. Невероятное. Живое. Будто обнаружил крохотный зеленый росток в бесконечно выжженной и мертвой пустыне. Не веря до конца, робко прикоснулся к чуду. Почувствовал его. Как человек, который волею рока оказался на самом краю пропасти, едва не упал и лишь в последний момент понял, что просто не увидел перекинутого через нее моста. Он словно... очнулся от долгого сна. Окунулся в полузабытые воспоминания, увидел себя - такого, каким стал бы, если бы не удар, изменивший всю его жизнь. Каким мог бы стать, если бы захотел. И это понимание отчего-то наполнило душу таким смятением, что рядом с ним даже его новое, странно правильное, чистое и какое-то посветлевшее лицо казалось не таким ужасным.
– Кхм, Стрегон?
– неуверенно позвал Торос, когда молчание затянулось.
Полуэльф непонимающе моргнул.
– Что?
– Ты как? В порядке?
– Нет.
– Ну... это... Белик сказал, что сожалеет и не хотел тебя обидеть.
Стрегон быстро оглядел поляну, но понял, что пацан уже ловко исчез, и с досадой сообразил, что настороженность Братьев связана именно с ним. Кажется, все дружно решили, что он просто удавит оплошавшего проводника прямо там, где найдет. Раз уж силу рун на нем использовать не удастся, то убьет просто и без затей - руками... идиоты. Уж чего-чего, а подобной глупости он делать как раз не собирался. Зато допросить с пристрастием и розог всыпать от души - это да.
– Стрегон?
– Все, забыли, - сухо бросил вожак, не собираясь ничего объяснять.
– Стражу распределяйте, как обычно, я - последний. Брон, на тебе костер. Лакр, Торос - займитесь лошадьми. Терг, на вас с Ивером периметр. Если Белик вернется - тащите его ко мне. Немедленно.
Братья мрачно переглянулись, но он не обратил внимания. Только вдруг нахмурился, а потом как-то не слишком уверенно добавил:
– И... киньте в огонь пару веток можжевельника. Должно помочь от гнуса.
После чего развернулся и снова исчез.
Эта ночь прошла поразительно спокойно: ни зверей, ни птиц, ни мошек, ни комаров. Просто идиллия в сравнении с тем, как им пришлось намучаться в прошлый раз. Наемников по-прежнему не нагнал ни один караван, никто не попросился соседями на ночлег, хотя, судя по следам на обочине, народ здесь ходит довольно часто. А последние любители погостить у эльфов прошли не далее, как за полдня до Братьев.
Скорее всего, им просто повезло, что на них еще никто не наткнулся и не заинтересовался тем, что в такой глуши делают шестеро странных, определенно опасных незнакомцев, совсем не похожих на местных рейдеров ни лицами, ни взглядами, ни оружием, ни даже одеждой. Да еще в компании безусого мальчишки, да рядом с громадным грамарцем, в котором за версту видать кровожадную помесь бешеного волка с голодным крокодилом. Но, так или иначе, никакого внимания Братья к себе не привлекли и требования нанимателя ничем не нарушили. Что, несомненно, радовало. Более того, выполнили все, что от них требовалось, и даже больше. Нашли того, кто может привести заказчика к Ходоку. Оставили за спиной несколько запасных вариантов на случай, если Белик все же оплошает. И даже привыкли к мысли, что в ближайшем будущем им (с высокой долей вероятности) придется совершить не слишком приятную прогулку в загадочный, страшноватый, овеянный ореолом древней тайны Проклятый Лес.
Стрегон не случайно выбрал для себя последнюю стражу. Хоть и была она самой тяжелой, хоть и довелось им накануне провести бессонную ночь, хоть и порадовались Братья такому выбору, но выбор этот он хорошо продумал. Просто потому, что смутно предчувствовал: если Белик все-таки вернется в лагерь, то сделает это лишь под утро. Иными словами, тогда, когда он точно будет бодрствовать и сможет заставить мальчишку ответить на все свои вопросы. Впрочем, куда стервецу деваться? Все равно явится. Вряд ли он захочет всю ночь прохлаждаться в одиночестве. А если даже захочет, то поутру Стрегон все равно будет первым, на кого он натолкнется. Поэтому преобразившийся полукровка терпеливо ждал, внимательно посматривая по сторонам, чутко слушая лес и стараясь уловить даже крохотный шум от маленьких сапожек.