На ощупь
Шрифт:
Прошло пятьдесят лет. И уже другой император тоже задумал переписать жителей Поднебесной. История повторилась. Опять пришел старик с многочисленным потомством и сильно удивил писца, сказав, что ему уже сто пятьдесят лет. Сородичи подтвердили, и писец внес этот факт в книгу. Прошло еще полвека. И уже следующий правитель тоже собрал всех на очередную перепись. На этот раз пришел уже совсем седой и морщинистый старик с огромным потомством и объявил, что ему уже двести лет. На этот раз чиновник совсем не поверил и доложил самому императору. Тот заинтересовался старцем и повелел привести его к себе в покои и позвать врача. Старика привели, и врач по приказу правителя осмотрел его. Он сказал, что человек этот очень стар и организм его уже сильно ослаблен,
Старик рассказал, что живет на земле, питается скромно от трудов своих, встает рано, до рассвета, ложится после заката. Много двигается, ходит пешком. «Да, – сказал император, – но так живет больше половины Поднебесной… Почему же они болеют и умирают, а ты живешь и живешь?» «Ну, я еще, – сказал старик, – массирую себе каждый день точку жизни Цзу-сан-ли. Наверное, это и помогает мне жить так долго и оставаться здоровым».
Старика наградили и отпустили, а императорский врач записал этот рассказ, и с тех пор в медицинские трактаты китайских врачей точка Цзу-сан-ли вошла как важнейшая точка для здоровой и долгой жизни.
– Двести лет прожил старик! Миша, нам тоже обязательно надо массировать эту точку дзу-дзу. Или как она там правильно называется?
– Цзу-сан-ли!
– Да, точно!
– Вот давайте-ка, девушка, мы с вами эту точечку сейчас и проработаем.
– Миша, все как ты скажешь.
Мой доктор поставил палец на мышцу сантиметра на три ниже и чуть сбоку колена и слегка надавил. Я ойкнула и отдернула ногу.
– Вот, попали! – сказал Миша и поставил на эту точку свою волшебную авторучку.
Та запикала и замигала, а моя мышца слегка онемела от воздействия. Больно не было. Было чувство легкого раздражения в этом месте. Хотелось там почесать или потереть. Подержав прибор с минуту на одной ноге, Михаил проделал то же и на другой.
– Ну, теперь массаж окончен, – сказал он.
– Мишенька, спасибо огромное. Я так благодарна тебе, что ты занимаешься моим здоровьем. С каждым разом мне все лучше и лучше.
– Пожалуйста.
– А вот скажи, через какие упражнения можно развивать диапазон новых ощущений?
– М-м-м… Интересный вопрос. По ощущениям… Чего именно хочется и какой части себя?
– Ты подарил мне несколько новых ощущений. Вот я и задумалась об этом.
– Можно работать над расширением диапазона чувств и ощущений, пойти вглубь и увидеть, что раньше чувства были более поверхностны и символичны. Это более серьезная, если можно так сказать, практика. Делай чаще остановки. Для себя, искренне, и смотри, слушай, вкушай. Без остановки твоего сверхактивного ума, внутреннего диалога погрузиться в опыт ощущений практически невозможно. Это самообман и имитация. Пока есть посредник (описывающий ум), опыт постижения реальности напрямую пропускается через множество фильтров с сильнейшими искажениями. Учись слушать и слышать. Даже если внешне ты молчишь, ум перебирает истории воспоминаний. Если ты желаешь новых ощущений не ради личного внутреннего опыта, а ради спортивного интереса, то поиск этих ощущений ограничится примитивно-поверхностным уровнем. Не количество, но качество этих ощущений должно будоражить твою сущность. Вот такое у меня сегодня философски-поучительное настроение. Надеюсь, уловишь суть моего посыла.
– Как приятно послушать мудреца…
– Пожалуйста, Лизонька. Не столь мои слова важны, как твои действия и новый опыт. А нам с тобой пора и перекусить.
Мы пили чай и в этот раз болтали о детстве. Миша рассказал, что родился в российской глубинке, в маленькой деревне в двухстах километрах от Москвы. До четырех лет был обычным ребенком, но потом переболел тяжелым гриппом и полностью ослеп. До семи лет жил с родственниками, а потом его отправили учиться в специализированную школу-интернат для слепых детей в Москве.
– Миша, а как проходило твое детство? Как ты ориентировался после того, как потерял зрение? Если это, конечно, корректный вопрос.
– Обычный вопрос. Ничего болезненного для меня в нем нет. Как говорится, что было, то было. Из песни слов не выкинешь. Давно это было. В четыре года я заболел гриппом. Детям это свойственно. Все так и подумали. Стали меня лечить по старинке: мед, аспирин, малиновое варенье. Мы тогда в деревне жили. А с медициной там было так себе… Точнее, вообще никак. В общем, лечили меня, лечили, а температура все держится и держится под 40. Тут заметили, что правый глаз у меня закрывается. Испугались. Дозвонились кое-как до районной больницы. Оттуда скорую помощь прислали, увезли в больницу, а из нее срочно в область и на операцию. Грипп осложнение дал на глаза, была угроза мозгу. В областной больнице операцию сделали. Мозг спасли, а вот глаза не сумели. Подробностей всех не скажу, я сам их не знаю по малолетству своему. А родителям раньше тоже не много рассказывали. Тогда время такое было, верить надо было всем: врачам, партии, правительству, только не Богу. Вот и остался я с юных лет князем Василием Темным. Ну, или Михаилом. Это сейчас легко рассказывать, а тогда боялись все за меня. Маме особенно тяжко было. Угроза жизни много дней, сложная операция, месяца четыре на больничной койке провел. Безрадостное начало жизни. А потом ничего, пошел на поправку. Чистый деревенский воздух, садовая клубника, козье молоко, так и на ноги встал. Как говорится, прошу любить и жаловать.
– Боже… Сколько переживаний… Миша, а расскажи про себя маленького. Когда ты потерял зрение, тебя, наверное, ни на шаг от себя не отпускала мама. После всего пережитого ты был тихим, скромным, послушным, домашним мальчиком? Любил, когда тебе читают книжки, играл в игрушки, гулял за ручку с мамой и, наверное, у тебя не было друзей, ведь обычным мальчикам неинтересно общаться с другом, который не может разделить с ними шумных и подвижных игр? Родители, наверное, за тобой строго смотрели, чтобы ты не упал, не ударился, не получил травму?
– Ну что же, поздравляю, Лиза! С полным промахом на мой счет! К счастью, ты ошиблась. Я вовсе не был таким ребенком, как ты описала. Я был совершенно другим. Когда годам к пяти более-менее восстановился после болезни, стал живым и подвижным пацаном, активным непоседой. Всюду лез, всем интересовался и никакого чувства страха тогда не испытывал. Мама меня растила одна, и ей приходилось очень много работать. Отца я и не знаю, он не жил с нами. Со мной сидела бабушка. Но у нее тоже было много дел, особенно летом. У нас был большой огород, на котором мы выращивали картошку, и бабушка ее полола, окучивала, в общем, тратила на него много сил и времени. Еще у нее была коза и несколько кур. Для козы приходилось заготавливать сено. Поэтому можешь себе представить, сколько времени у нее оставалось, чтобы смотреть за внучком. У меня было два друга: мой ровесник Сашка и Виталик, на год постарше нас. Они жили неподалеку от меня, и мы встречались каждый день. Летом чаще всего бегали на речку и до посинения плескались в воде, а потом с мальчиками постарше разводили на берегу костер, чтобы согреться.
– Миша, мне в это сложно поверить. Ты, получается, рос практически как обычный ребенок?
– Я не чувствовал ни в чем ущемления интересов. С мальчишками ходил в лес и на поле за горохом, мы трясли яблоки в заброшенном саду. Однажды с Виталиком ушли на стан, где стояли трактора и комбайны. Нашли там сломанный трактор и целый день играли в трактористов в настоящей кабине. Вечером по дороге домой мы зашли в клуб, где показывали кино. Виталик захотел его посмотреть, и мы остались, хоть было уже поздно. Мама с бабушкой сбились с ног, разыскивая нас. Они обошли весь берег реки, побывали у родителей Сашки и Виталика и ломали голову, куда же мы могли запропаститься. Тут прохожие сказали им, что видели, как мы с Виталиком заходили в клуб. Там они нас и нашли. Мы были перепачканы в мазуте, с ободранными коленками, но безумно счастливые.