На острие меча
Шрифт:
— Дочери заговорщика, мечтающей отомстить за отца. Я-то знаю об этом.
— Не хотелось бы говорить о покойнице что-либо плохое, но…
— Нашим бедным пансионессам я тоже не стану рассказывать об этой трагедии. Чтобы не огорчать. Как вы считаете, правильно ли это будет, лейтенант?
— Зачем ранить юные души? Пусть думают, что она счастливо живет с рыцарем, который похитил ее из пансионата.
— Пожалуй, я прислушаюсь к вашему совету. И жду вас у себя по более приятному случаю.
12
Власта ощущала все то, чего на самом деле по-настоящему еще никогда не познала, и все ее тело, все сознание были сейчас во власти любимого ею человека. Тем не менее она наблюдала за собой как бы со стороны, словно подглядывала за двумя опрометчивыми влюбленными, совершенно забывшими об осторожности, о стыде и тайнах любви.
Однако и она, «подсматривающая», тоже чувствовала себя так, будто ее насильственно заставляли видеть все это. Власта даже ощущала вполне осознаваемую ревность к самой себе, но той, что находилась сейчас в объятиях юного князя.
«Бунт плоти, — ворвался в это пророческое видение чей-то совершенно незнакомый голос. Сама Власта никогда не смогла бы произнести таких слов. Да она и не знала их. — Всего лишь любовный бунт плоти. Он-то и подтолкнет тебя в объятия Гяура. И будет он бунтом, порожденным любовью».
В течение нескольких минут Власта металась, словно в бреду, пытаясь освободиться из плена своих фантазий, подавить «бунт плоти», погасить разгоравшийся в ней костер вожделения. И неизвестно, сколько продолжался бы этот пожар чувств, если бы в поток ее сознания не ворвались сначала призывное лошадиное ржание, а вслед за ним громкий, насмешливый голос всадницы:
— Увы, моя исстрадавшаяся, все, что вы нафантазировали, происходит совершенно не так, как это вы себе представляете, юная соблазнительница! — Она была облачена в брючный костюм, очень напоминающий мундир польского офицера, а пышные золотистые волосы казались короткой светлой накидкой. — В жизни весь этот процесс выглядит намного грубее! Поверьте мне, ничего романтичного!
— Кто вы?! — подхватилась Власта. И сжалась вся, стоя перед всадницей на коленях. — Ваше лицо мне вроде бы знакомо. Но кто вы?
— Уже знакомо? — переспросила всадница. Говорила она по-польски, но с заметным французским акцентом. — Странно. По-моему, видимся впервые. Графиня де Ляфер, гостья вашего городка. Бедная странница на холмистых полях Подолии. Нужны еще какие-либо объяснения? Не стесняйтесь, моя непорочная.
Власта медленно поднялась на ноги. Конь сразу же вздыбился, загарцевал и начал пятиться назад. Графиню это встревожило, но не испугало.
— До меня дошли слухи о прекрасной амазонке, обитающей в лугах по эту сторону речушки. Вы и госпожа Ольгица — две легенды Каменца. Хотя вполне возможно, что после сегодняшнего свидания третьей легендой станет князь Гяур. Любовь между князем и нищенкой. В наше время такое не решаются описывать даже сказочники.
— Значит, вы подсматривали за нами?! — ужаснулась Власта. — То есть я хотела сказать, за мной?
— Через возраст подсматривания я уже давно прошла, — задорно рассмеялась графиня, в очередной раз сдерживая гарцующего коня. — Просто случайно заметила и поняла, что это вы. Ну и захотелось взглянуть. На этом весь мой интерес к вам кончается, во всяком случае, пока.
«Господи, неужели она действительно наблюдала за мной?! — томилась сомнениями Власта. — Как же я могла не заметить ее? Ах да, она подъехала долиной, поэтому…»
— Во всяком случае, пока… — смеясь, повторила графиня. И Власта откровенно позавидовала ее улыбке, вьющимся волосам, удивительной, неземной какой-то красоте. Словно всадница сошла с небес. И по их воле юной ясновидице даже показалось, что голова женщины, нет, все ее тело, охвачено едва заметным огненно-призрачным сиянием, очень напоминающим библейские нимбы святых икон.
— Только вы не вспоминайте больше о Гяуре! — вырвалось у Власты. И графиня почувствовала, что в голосе ее нет уверенности. Это прозвучало, как просьба. Унизительная просьба. «Не вспоминайте о Гяуре!» Какая женственная наивность!
— Что вы, миледи… Я только то и делаю, что стараюсь не вспоминать об этом юноше! Днем и ночью стараюсь не вспоминать о нем. И знаете, иногда удается. Попытайтесь, вдруг и у вас получится! — Графиня развернула вздыбившегося коня, перевела в галоп, но, поднявшись на ближайший холм, снова резко осадила его. — И запомните: лучший способ избавиться от греховного влечения к мужчине, которого любишь, — поддаться этому влечению! Лучший и единственный! Уж в этом-то вы можете положиться на мой богатый опыт!
13
— О, пан полковник. Один-одинешенек — и в столь ранний час! — Официантка уперлась коленкой о стоящую по ту сторону стола лавку и налегла на него пышной, еще не утратившей своей призывной упругости, грудью. Словно решила, что, залюбовавшись этой роскошью, гость уже не станет терзать ее никакими заказами, никакой беготней на кухню.
— Действительно: один — и в столь ранний час, — покорно согласился Одар-Гяур.
Он не мог вспомнить, видел ли эту девушку в первый вечер, проведенный в трактире Ялтуровича. Ему почему-то казалось, что тогда в зале появлялась другая служанка. Но эта тоже вела себя как давняя знакомая. Впрочем, в этом городе все настолько быстро начали узнавать в нем полковника князя Гяура, что могло показаться, будто на нем какие-то особые знаки различия, а на ножнах меча крупно выгравировано имя.
— И что бы пан полковник заказал себе на завтрак-обед, если бы ему предложили так же хорошо поесть, как и выпить? — продолжала улыбаться девушка-еврейка, старательно вытирая упрятанной в декольтированное платье грудью — вымытый, проскобленный ножом стол.
— Я попросил бы позвать господина Ялтуровича.
— После того, как вам принесут так же хорошо выпить, как и поесть? — уточнила девушка.
— Можно и после, — неохотно согласился Гяур.
Громко разговаривая, вошли двое горожан и сразу же расположились за столом у двери. Однако девушка никак не отреагировала на их появление.