На острие ножа
Шрифт:
Глава 24 x Сеффи
Мама не поняла моего решения. Где уж ей, раз я сама толком не понимаю!
— Ты же сказала, ты вернешься домой, ко мне, — напомнила мама.
— У меня изменились планы. Мама Каллума сказала, что я могу жить у нее, если так решу… И я так решила.
— Почему? — тихо спросила мама. — Чтобы наказать меня?
— Конечно нет! — возмутилась я.
— Сеффи, ты правда хочешь жить у мамы Каллума?
— У нее больше никого нет, — ответила я.
— Это не ответ на мой вопрос, — сказала мама.
Она заметила.
Я, как последняя трусиха,
— Мама, прости меня, — начала я снова.
— Я думала, ты серьезно отнеслась к тому, что мы с тобой оставим прошлое позади и начнем всё с чистого листа…
— Я отнеслась серьезно. И отношусь.
Но мама уже не слушала меня. И ее можно было понять.
— То есть ты предпочтешь жить в какой-то нулёвской лачуге, лишь бы не возвращаться домой ко мне? — спросила она.
— Я предпочту жить там, где не буду слышать подобных реплик, — ответила я. — И вообще вы с Мэгги вроде бы дружили.
— Я не это имела в виду, — тут же сказала мама. — Я просто не понимаю тебя, Персефона.
— Ты никогда и не пыталась, а теперь уже немножко поздно! — взвилась я.
Молчание.
— Ясно, — сказала мама наконец.
— Мама, я не хочу ссориться с тобой. Я очень устала. Я приеду к тебе в гости, как только устроюсь, — пообещала я.
— До свидания, Персефона, — сказала мама.
— Пока, мама.
Мама первой положила трубку, но я успела услышать, как она шмыгнула носом, и уловить надлом в ее голосе. Она плакала. От этого мне тоже захотелось плакать. Мама плакала.
Из-за меня.
Вот, Калли, так я поселилась у Мэгги. Я здесь уже почти месяц. Она живет в крошечном домике, две комнатки наверху, две — внизу, но здесь тепло, чисто и лучше, чем было у меня в квартире, так что жаловаться не на что. Мэгги спит в маленькой спальне наверху. Мне она отдала ту, что побольше. Мы спорили об этом, пока Мэгги не топнула ногой и не сказала, что нас двое, а она только одна, поэтому логично, чтобы мы поселились в комнате побольше. Ванная напротив моей двери, это удобно. Внизу — кухня и гостиная с бордовым диваном и светло-бежевым креслом, которые не сочетаются между собой, но кому какое дело. В одном углу скромно жмется телевизор. В другом — допотопная радиола. У Мэгги есть садик. Он меньше гостиной, но там хватает места, чтобы сушить белье — стиральная машина у нее есть, а сушильной нет. Так что вполне приличный дом. А вот район, увы, так себе.
Когда я позвонила Минерве спросить про новую работу в Daily Shouter и узнать, как там мама, она пришла в ужас, услышав, где я буду жить.
— Там же просто опасно, — сказала она.
— Не опаснее, чем везде, — ответила я.
— Смеешься?! — Минерва фыркнула. — Мое первое задание было взять интервью у одной женщины в двух кварталах от твоего нынешнего жилья. По дороге в редакцию на меня напали.
— Как это? — испугалась я. — Ты цела? Все обошлось?
— Да. Какой-то белый урод прижал меня к стене и велел отдать всё что есть, — с омерзением сказала Минерва.
— И что было?
—
— Ну не повезло тебе… — начала я.
— Сеффи, большинство убийств и изнасилований в нашей стране совершают нули. Не забывай, — с нажимом проговорила Минерва.
— Это упрощенческий довод, и ты сама это знаешь! — выпалила я в ответ.
— Это правда.
— Правда, основанная на играх со статистикой? Кроме того, даже если это правда — а я ни на секунду в это не верю, — из нее не следует, что все Нули обязательно преступники.
— У тех, которые преступники, на лбу ничего не написано, — заметила Минерва.
— Ты хочешь сказать, что мне вообще нельзя доверять Нулям?
— Я хочу сказать, что тебе надо быть осторожнее, — сказала Минерва.
— Я предпочитаю доверять людям, кем бы они ни были, пока они не дадут мне повода для обратного, именно в этом порядке, — ответила я.
— И это тебе постоянно выходит боком, — заявила Минерва.
На это мне нечего было возразить, сколько ни думай. Я решила сменить тему, пока мы опять не начали орать друг на дружку по телефону.
— Поздравляю с новой работой.
— У меня полгода испытательного срока, — сказала Минерва. — Больших сюжетов мне еще долго не поручат. Как я уже говорила, пока я журналистка-стажерка.
— Ты все выдержишь с блеском, — сказала я.
— Надеюсь. Пока что я напечатала две заметки о разбойных нападениях нулей и одну о пожаре на складе, а еще про котенка на дереве и про то, как затопило местную кондитерскую.
— Два разбойных нападения? Что-то тебя сразу бросают на передовую.
— Да нет. Оба раза нули подрались с нулями безо всякого участия Крестов, так что просто заметки из раздела мелких происшествий, — легкомысленно ответила Минерва.
— Для Нулей они не мелкие, — возразила я.
Минерва сама-то слышит, что говорит? Точь-в-точь как отец!
Минерва вздохнула:
— Я неудачно выразилась.
Ладно.
Мы еще немного поболтали, после чего я узнала, что мама в жуткой депрессии, но не пьет.
Что ж, спасибо и на том.
У нас с Мэгги пока не получилось наладить режим жизни. Честно говоря, с ней у меня постоянное ощущение, что я брожу по минному полю. А ты, Калли, — ты все время плачешь. Я тебя кормлю, меняю пеленки, слежу, чтобы ты не зябла и не перегревалась, а ты все равно плачешь. А когда я слушаю твой плач часами напролет, у меня остается одно желание — завизжать на тебя, лишь бы ты замолчала. Не знаю, чего ты хочешь. Не знаю, что я делаю не так, и чувствую себя полной неумехой. Я беру тебя на руки, прижимаю к себе, и это обычно успокаивает тебя — рано или поздно. Но стоит мне попытаться положить тебя в кроватку, и ты снова плачешь.
— Не приучай ее к рукам, — посоветовала мне Мэгги. — Она потому и плачет, как только ты отходишь. Положи ее и оставь в покое, и она поплачет день-другой, а потом поймет, что ее не всегда держат на руках.
— Я ни за что не брошу Калли плакать в кроватке, — возразила я.
— Это помогает, — не отставала Мэгги. — Каллум в детстве был точно такой же, и…
Мэгги осеклась. Что она хотела сказать? Что это ему не навредило, а даже пошло на пользу? Сделало самостоятельным? Независимым?