На перекрестках фэнтези
Шрифт:
— Да, — мужчина кивнул своему собеседнику. — Еще могу.
Он сел, скрестив под собою ноги. Руки легли на колени.
— Ты хотел о чем-то спросить меня, брат?
— Нет, просто поговорить.
— О чем же?
— Неважно, не имеет значения. О чем хочешь.
Мужчина пристально вгляделся в лицо сидящего напротив. Ветерок стих, и успокоившееся пламя освещало его черты равномерно и ясно, подобно светильнику.
— Я думал, ты решил повернуть назад, — спустя долгое мгновение произнес он.
— Половина пути пройдена,
Следующая минута была наполнена тишиной.
— Не так давно ты провел здесь сорок дней наедине с камнями, солнцем и звездами. Неужто этот путь тебе так долог?
Тот кивнул.
— Да. Много дольше, чем я ожидал. Потому я и позвал тебя.
Едва заметная улыбка утонула в курчавых волосах бороды.
— Мне приятно, что ты вспомнил обо мне. Именно сейчас, во время своего пути. Очень символично, что произошло это как раз на третий день.
— Ты ожидал?
— Я предполагал. Все возможно в нашем мире, ты знаешь это не хуже меня. И так же знаешь, что через три дня у Золотых ворот нам предстоит встретиться. Первый и последний раз, в поединке… Ты хочешь узнать меня?
Он уклонился от прямого вопроса.
— Скорее, хочу поговорить с тобой до того, как нас разведут на шесть шагов посреди круга и дадут в руки оружие, способное убивать прикосновением.
Мужчина тяжело вздохнул.
— Ты узнал правила. А результат?
— Нет. Это не имеет смысла.
— Предопределенность тяготит?
— Ты знаешь, ты знаешь это не хуже меня. Я устал от нее. Хоть раз в жизни я должен положиться на удачу.
— На видимость удачи. Все поступки твои предопределены и высечены на каменных скрижалях книги Бытия, — печально произнес мужчина. — Кто из нас в силах переписать ее? Даже Отец твой…
— Не надо о нем, пожалуйста, — путник поднял почти умоляющий взгляд.
— Да, как скажешь, — быстро согласился тот.
— Мой путь предопределен, твой тоже, — как бы про себя говорил путник. — Разве никогда не хотелось тебе изменить его?
Вздох вместо ответа.
— Не просто не знать, чем закончится путешествие, к чему приведет поступок… нет, не об этом я хотел говорить, о другом. О книге Бытия, о каменных скрижалях с нашим прошлым, настоящим и грядущим, — голос его окреп, он говорил торопливо, перебивая сам себя. — Если я совершу, нет, хотя бы попытаюсь совершить поступок, о котором в книге не сказано ничего, разве не будет то стремление уже бегством в незнаемое, уходом от высеченного в камне? Ты прожил столько лет, ты знаешь мир куда больше меня, прошу тебя, ответь на этот вопрос.
Вновь долгая тишина окутала сидящих пред костром.
— Так вот что ты хотел спросить у своего грядущего врага, — мужчина невесело кивнул. — Я думал,
— Это выход? — торопливо спросил путник.
— Нет. Это частность, не входящая в книгу. Это случай, который имел место, но на который не обратила внимания книга Бытия. Как ни обращает она и на твои попытки свершения или не свершения. Которые останутся попытками.
— Почему ты так говоришь? Ты знаешь ответ и хочешь предостеречь меня от него?
— Я не могу предостеречь тебя, ты будешь глух к моим словам, ты забудешь о них одним лишь усилием воли. А через три дня ты встретишься со мной у Золотых ворот и нас разведут на шесть шагов и дадут в руки оружие, убивающее прикосновением.
Он замолчал, каждый смотрел себе под ноги. Путник набрал в горсть песок, который медленно сыпался меж его пальцев. Мужчина теребил тесемки накидки.
— Все просто, — наконец произнес путник, в его голосе звучала грусть. — Как все просто. Мы встретимся, и, не узнав имен друг друга, будем биться до первого прикосновения. А потом один из нас, тот, кто останется в живых, пройдет через Золотые ворота и будет принят и снискает почести и восторги толпы.
— Поэтому тебе надо было позвать своего врага?
Путник пожал плечами.
— Просто поговорить. Ведь иного случая у нас не будет.
Мужчина кивнул.
— Не будет. Ни у тебя, ни у меня, — голос его заметно дрогнул, путник резко поднял голову.
— Ты знаешь исход, — он не спрашивал, он выносил приговор. — Ты уже видел будущее и смирился с ним. И ты ждешь третьего дня, чтобы доказать себе и мне и тем, кто даст нам в руки оружие, его неизбежность. Я спрашиваю тебя, брат мой, зачем ты это сделал?
Ответ был не скоро.
— Так просто не объяснить и не понять. Я не смогу убедить тебя в правильности моего поступка с моей точки зрения, ты знаешь ее и не захочешь слушать мои речи. Потому что ты не хочешь знать исход поединка.
— Я не смогу тогда усилием воли прогнать будущее прочь. Это не в моих силах. Оно тотчас же спеленает меня, точно непослушного ребенка и поставит пред собой на колени. Этого я и боюсь.
— Идти в бой с закрытыми глазами… — он не договорил.
— У тебя они открыты. Я не знаю, на что я надеялся, когда вызывал тебя, но я очень хотел, чтобы и ты не знал. Ты понимаешь? Если бы мы не знали…
— Это не выход. Ты провел сорок дней наедине со звездами, ты должен знать, что это не выход.
— Но хоть что-то. Когда бьешься, открыв глаза, ты парируешь удары видимые и знаемые, те, что реально угрожают в каждое мгновение, а когда глаза твои закрыты, сколько возможностей для отражения незримых ударов предстает перед тобой.
— Разве можно изменить книгу Бытия таким образом? Если не знаешь, то, знает она, она просто не позволит тебе нанести незримый удар…
Они долго молчали.