На перекрестках фэнтези
Шрифт:
Неподалеку, как раз на этом уровне, находился общественный парк, огромное помещение, где он частенько гулял, еще будучи совсем ребенком. Сейчас же его туда не тянуло. Но проходя мимо дверей, ведущих в парк, он не мог удержаться, чтобы не заглянуть внутрь.
На ближайшей скамеечке сидела молоденькая девушка и катала взад-вперед коляску с младенцем, взгляд ее на мгновение встретился со взглядом Путешественника, он поспешно опустил глаза, извинился, точно причинил девушке неудобство и закрыл за собой дверь. Ботинки забухали по неровному полу.
Лампочки перестали гореть
Путешественник добрался до самого конца обжитого людьми пространства катакомб, при дальнейшем погружении он будет совершенно одинок.
И ошибся. Открыв новую дверь в залу, по стенам которой бежали мостки, он почувствовал запах воды и скорее почувствовал ногами, чем услышал — так обыкновенно и бывает в катакомбах — легкое шебуршание.
В зале царил полумрак, горели лишь две дуговые лампы в тусклом плафоне на высоком своде. Он пригляделся.
На одном из мостков сидел ребенок, девочка лет шести-семи, свесив ножки в двухметровую пропасть залы и вцепившись ради предосторожности в ограждающие переход невысокие перильца. Она раскладывала в странной мозаике ш-образные пластины раскуроченного трансформатора, корпус и моток проволоки от которого лежали неподалеку. Она была совершенно голенькой, но поднимавшиеся со дна залы сквозняки не замечала, поглощенная своим занятием, может, успела привыкнуть за свою короткую жизнь. Девочка изредка вскидывала ниспадавшие на лоб темные пряди длинных курчавых волос, отводила рукой и продолжала неотрывно заниматься мозаикой.
Путешественник приблизился, девочка подняла на него голову лишь когда он оказался совсем рядом, не более чем в двух аршинах от нее, и прервала заинтересовавшую ее игру.
— Ты что здесь делаешь? — спросил он, стараясь придать голосу тревожные родительские нотки.
Девочка молча посмотрела на Путешественника и собрала пластинки в кучку.
— Играю, разве не видишь.
— Вижу. А почему одна?
— Я всегда играю одна. Мне нравится, — последовал обезоруживающий ответ.
— Где ты живешь?
— Недалеко. Не меня еще не позвали обедать, я, всегда, когда меня зовут обедать, иду домой. А играю тут.
Путешественник хотел еще что-то спросить, но она опередила его:
— А сам ты куда идешь? Вниз?
— Просто гуляю, — он присел на корточки, из-за разницы в росте трудно было разговаривать. Только теперь он разглядел ее личико, испачканное ржавчиной со старых пластин.
— Ты не пошел на праздник?
— Нет. Не захотел.
— Не нравится?
— Не знаю… наверное.
— Мне тоже. Не люблю, когда шумят. Я почти все время играю одна, потому что у меня есть два брата, они меня с собой не берут, очень шумят, и я всегда играю одна. А еще они считают, что я совсем маленькая для них, но это неправда, честно, неправда, я знаю,
Девочка явно была рада собеседнику. Путешественник кивнул ей, она доверчиво улыбнулась и снова тряхнула кудряшками.
— Тебе еще далеко идти гулять? — спросила она.
— Я не знаю. Просто решил побродить вокруг.
— А можно я пойду с тобой?
— Куда, вниз? Ты же замерзнешь, я не понимаю, как ты вообще можешь…
— Нет, — она твердо мотнула головой, — не замерзну. Я вообще, очень здоровая, ко мне никогда ничего не приставало. Даже когда у братьев была свинка, я все равно не заразилась. Потому что закаленная. Мама вообще говорит, что мне рано носить одежду, потому как еще замуж не идти. Вот когда пойду… у мамы для меня хранятся ее платья… — она замолчала и неожиданно произнесла: — Может, сходим к морю? Времени до обеда еще целая куча, мама не скоро меня позовет.
— К морю? — он поначалу не понял, о чем она говорит.
— Ну, вниз, к морю, я одна боюсь туда идти. Далеко и… немного страшно… братья говорят, что там кто-то водится, на нижних этажах. Смеются, я знаю, но все равно страшно. Я бы одна давно уж сходила, ведь про море всякое говорят. Самой хочется побывать. Ну, пожалуйста.
Путешественник помолчал немного, разглядывая сидевшую рядом с ним девочку. Наконец, кивнул:
— Хорошо, я свожу тебя к морю. Дорогу я знаю, хоть и не был там давно, но это ничего. Не думаю, что с тех пор что-то изменилось. Только сперва закутайся в мой плащ, — с этими словами он стал торопливо развязывать тесемки.
Девочка отскочила от него, словно он предлагал ей какую-то гадость.
— И не подумаю! Конечно, мы бедные, у меня, поэтому, и нет своей одежды, но твою я все равно не приму. Я не такая. И вообще, так только невеста перед свадьбой делает. И еще я сказала тебе, что не замерзну, — она топнула ножкой. — Ну, пошли.
Нет ничего удивительного, подумал он, что у нее нет одежды, обыкновенно дети лет до десяти-двенадцати носят какой-нибудь мамин платок или старую отцову рубашку без рукавов. А ее семья, видно, обитает совсем недалеко, в этом отжившем свое, заброшенном уголке поселения. Куда давно перестали ходить ремонтники…
— Ладно, — он кивнул головой и выпрямился. — Пошли так пошли.
Девочка проворно вскочила, уцепилась за его палец, и они двинулись в путь. Путешественник все время поглядывал вниз, стараясь приноровиться к ее семенящим шажкам. Так он добрались до середины залы, туда, где витая лестница вела к сумрачному полу, и в полумраке вышли к двери. За ней находился коридор, пандусом спускающийся вниз. Посередине его валялись какие-то балки, груда ржавевшего железа преградила им путь. Путешественнику пришлось взять девочку на руки, почувствовав через рубашку тепло ее тельца, он с удивлением обнаружил, что она и в самом деле не замерзла нисколько, не дрожит и по всей вероятности, чувствует себя нормально. Когда они достигли конца коридора, девочка потребовала вернуть себя на пол и снова уцепилась за палец Путешественника.