На перекрестках фэнтези
Шрифт:
Повернувшись, Мирон увидел Тамасу. Девушка стояла возле дерева, испуганно глядя на спящий лагерь. Развязанная…
Мертвец?
Больше ничего говорить не надо… Мирон понял без слов. Бесшумно снявшись с места, он подошел к девушке и тоже посмотрел на лагерь.
Гуль прорычал и попытался укусить подол платья Тамасы, но, отдернутый в сторону, жалобно проскулил и припал к земле.
— Мы уходим? — с надеждой произнесла девушка. Мертвец встал в центре лагеря и обнажил меч.
— Уходим…
Развернувшись,
Гык… Прости меня, друг…
Исчезая в чаще, бывший атаман услышал хруст позвонков. Что будет дальше — он уже знал…
Тамаса с трудом поспевала за скользящим среди деревьев Мироном, гуль семенил рядом с хозяином, периодически оглядываясь на южанку.
Вдали, в лесу, слышались крики и звуки боя.
Мирон пытался заткнуть уши, чтобы не слышать этого, но лязг стали звучал уже в сердце.
Бежать!
К полудню они ненадолго остановились на небольшой поляне. Тамаса устало опустилась на поваленное бревно и задумчиво теребила подол платья. Гуль, порыкивая, косился на хозяина недоумевающим взглядом.
— Все, Струр, все, — горько улыбнулся ему тот.
— Че как? — хрипло поинтересовалась тварь. — Че как…
— Я попробую довести тебя до тракта и отправлю с первым же караваном на юг, — повернулся к Тамасе Мирон.
Девушка промолчала. Она даже не подняла голову.
Гуль недовольно заворчал и внезапно подскочил, глядя в ту сторону, откуда они пришли.
Мирон понял. Поднявшись, он потянул из ножен меч.
На краю поляны стоял Альден. Испачканное кровью лицо светилось яростью.
— Ты предал нас, Мирон, — прошипел эльф. Скрипнула тетива. От стрелы не уйти… Гуль заскулил, подбираясь для прыжка.
— Все погибли, — гневно сплюнул Альден. — Мертвец перебил всех! Гык тоже погиб, знаешь? Твой лучший друг! И все из-за бабы?!
Тамасу вновь колотила дрожь, девушка так и не подняла взгляда.
— Гык… — Мирон поморщился от боли.
— Да, Гык! Этот идиот решил помочь Мертвецу! Кстати, ты знаешь, что Мертвец-то южанином оказался! То-то он о девке так пекся!
Гык…
Гуль неожиданно метнулся вперед, на эльфа, но тренькнула тетива, и визг подбитой твари оглушил лес. Корчась на траве, Струр умирал. Взгляд нежити метался из стороны в сторону, пока не остановился на лице Мирона. Скуля, тварь поползла к хозяину.
— Гнилой мох, — выругался эльф.
Гуль, поскуливая, замер, не отводя мертвых глаз от Мирона. Бывший атаман пошатнулся от тоскливой преданности во взоре чудовища. Бросившись к нежити, он упал перед тварью на колени. Слюнявая морда ткнулась в ноги хозяина. Подрагивая, гуль жалобно скулил.
— Струр. — Мирон погладил умирающего монстра. Нежить, успокоенная руками хозяина, замерла.
— Гнилой мох! — воскликнул эльф. — Проклятие! Ты убил всех, кто тебя любил, подонок! Ради чего?! Я не хотел убивать Струра! Не хотел убивать Гыка!
Мирон не отводил глаз от застывшего гуля. Теперь тот окончательно мертв…
— Не хотел! — Эльф опустил лук. —
Человек поднял глаза на эльфа:
— Я знаю, Альден…
Хлопок заставил обоих бандитов оглянуться на Тамасу. Рядом с девушкой мерцал портал, из которого выскакивали вооруженные люди.
Южане.
Лучники мигом взяли на прицел обоих разбойников. Последним из портала вышел высокий мужчина.
— Папа! — воскликнула Тамаса и вскочила на ноги. Лицо девушки искрилось счастьем. — Ты нашел меня!
— Пришлось повозиться, — с улыбкой развел руками южанин и с подозрением посмотрел на бандитов. — Ты в порядке?
— Папа…
Мирон смотрел на обнявшихся южан и грустно улыбался.
Она спасена… Но стоило ли?
— Что делать с этими двумя, госпожа? — неуверенно произнес один из лучников.
Тамаса оторвалась от отца и посмотрела на разбойников.
— Убить… Обоих!
Свист стрел…
Мирон умирал. Солнце насмешливо грело землю, ехидно скалясь одинокими лучами. Сосны с грустью смотрели на два тела у своих корней. Птицы скорбно пели панихиду. А Мирон умирал…
Юрий Погуляй
ДЕРЖИСЬ, БРАТ!
— Расскажи мне о Ледяных Вратах… — неожиданно попросил Демьян.
— Ледяные Врата, брат… — я мечтательно улыбнулся. — Эти голубоватые колоссы средь зелени окрестных полей. Они действительно изо льда! Смертельно холодные и величественные клыки зимы, оставшиеся в теле непокоренного лета. И они не тают! Представь себе, я даже костер рядом разводил, головней в них тыкал. Впустую… Да…
Я видел, что мой товарищ живо представляет себе эту картину. Проклятье, почему ему не дано увидеть всю её красоту?!
— Небо было голубое, да? — хрипло, с надеждой спросил он.
— Нет! Оно было синим! Ослепительно синим, брат! Боги, как же прекрасен этот Мир… А еще я видел Золотую Дубраву. Ту самую, брат! Золотые дубы с изумрудными листьями! На рассвете, когда первые лучи солнца падают на землю, умереть хочется от восторга. Великолепное место!
— А люди? Люди? Как они? — он закашлялся. Кашель долго драл его горло, но, отдышавшись, мой друг повторил:
— Как они?
— Ты в порядке? — мое сердце защемила почти материнская забота. Он очень плохо выглядел… Хуже, чем обычно.
— Держусь, пока что…
— Главное — не сдавайся! Понимаешь? Не сдавайся, брат! Мир — прекрасен!
— Расскажи про людей…
— Хорошо, брат. Помнишь, я говорил тебе про город, выросший на холмах к северу отсюда?
— Да… Лучезарный… — его лицо просветлело. Он помнил…
— Я был в нем проездом, когда ехал к тебе. На Центральной площади, напротив Жемчужного Дворца они воздвигли памятник. На огромном пьедестале стоит молодой мужчина и протягивает небу агатовый шар. А вокруг море цветов, брат. Действительно — море. Памятник утопает в них… Когда я проходил мимо, у подножья стояли жених и невеста, они благодарили Мученика за дарованное им счастье.