На перекрестках судьбы, или Исповедь предателя
Шрифт:
«Ми так понимаем усе що летати Ви уже не так чтобы и хотите, Ваши глазики видають нам усю прэлесть Вашего положения. Или ми чего-то там не рассмотрели с высоты полету? Ви нам не хотите растолковать от кого сиротка получает такие вот толстые произведения?» и взглянув на Кожемяко, Моня вспомнил угрозу и не дав ему подняться с кровати объявил, что идет просвежить свои глаза. Этим он спас свой нос. Николай лег на кровать, до ужина еще уйма времени, он спокойно отрезал ножницами полоску с конверта и достал письмо. «Дорогой мой, Колюшка!» и у него заблестели глаза, он вытер их аккуратно, что бы не заметили товарищи, но было уже поздно: «Вах вах, ти чево плачешь, может что случилось у тэбэ дорогой? скажи мы все сделаем.» грузин стоял уже рядом. «Спасибо Вам друзья, это от счастья.», он продолжил читать: «Ты просто не представляешь, мой дорогой, как я скучаю без тебя, понимаю умом, что ты на службе и что так будет всегда, и что ты совсем рядом, но прийти тебе нельзя. Я буду ждать столько, сколько надо. Я попросила Софью передать тебе мое письмо через пройдоху Гавриловича, он хороший и ухаживает за нашей Софьей. Как ты там, моя радость, когда же уже закончатся ваши полеты и мы опять будем вместе. Ходила на наше место встречи и знала, что ты в казарме, и все равно сердце так сильно билось. Я не знаю, что со мною происходит, это впервые. Я тебя сильно жду, но пожалуйста не вздумай уйти в самоволку, это только хуже, я дождусь тебя, мой Коленька.
Твоя Роза.» и еще листки со стихами Сергея Есенина. Николай много раз перечитывал и перечитывал дорогие сердцу строки. «Моя, она моя, моя и больше ни чья» билось кровью в висках.
И вот полеты, сегодня ими руководил капитан Стадник А. И. Наш ТБ3 стоял, как и вчера у кромки взлетного поля аэродрома, уже расчехленный и подготовленный механиками к своему первому полету с экипажем. Но чего-то все
молодцом отработал первый свой полет, верю, выйдет с тебя штурман.» и похлопав парня по плечу пошел на встречу бежавшему капитану Стаднику.
Полевая кухня ждала с обедом. На первое наваристые щи, конечно от вкуса борща они отличались, но выбирать не приходилось, на второе был плов и казалось, что рис просто забыли положить одно мясо и морковь с луком, 100 грамм сухого вина и сок виноградный с плиткой шоколада на десерт. Плотно поев и положив шоколад в карман, Николай пошел в палатку немного отдохнуть и привести себя в порядок. Разговаривать ни с кем не хотелось только умыться и немного поспать.
«Командир, ми все свои глаза уже висмотрели в то небо, в которое ви утром полетели без нас» начал было свою бодягу Моня, но сам каким-то задним чувством понял, что парень хочет спать, замолчал. «Сильно устал, командир?» спросил Семен, «Да, Сеня сильно, прости все потом» и завалился на сбитые доски с уложенным на них матрацем. Через минуту он крепко спал. Вся команда вышла с палатки, чтобы не мешать своему другу и командиру. Спал он не больше часа, когда объявили общее построение всего личного состава. Перед строем выступил комбриг и его замполит Стадник, которые поздравили личный состав в первых летных занятиях на новых боевых машинах. После этого была дана команда всем прибыть на места основной дислокации, то есть в часть. Солдаты срочной службы остались разбирать палатки, а летный состав погрузив свои вещи в открытую полуторку строем пошли в часть. Эти семь километров тянулись вечностью. Вечернее солнце уже так не палило, как в полдень, но все равно многие сняли свои головные уборы и несли их в руках. Механики обсуждали полеты, как и какая машина справилась с полетом, летчики обсуждали вечерние дела дома. Курсанты во всю обсуждали первый Колин полет и бомбометание. «Тобе бы тильки по гравейней дорози ходити, а не летати» –спорил Вася с грузином. «У тебе ум то йость или нема?» – возмущался Вася, когда Вано сказал, что надо было бы боевыми отбомбить. «А йожели там будя хто с народу грыбы збирать али охоту весть, що тоди?» и он яростно махал своими длинными ручищами в такт своим ногам – ластам. «А мене так усе в равную, я тутэчки думку мыслив, а и справда бы бахнули бы бомбою и сразу бы показали де и що впало» отредактировав свою с Вано цитаты, выдал Моня. Вано строил большую стратегию войны в горах: «Ви только подумайте, а в горах как? там людей мало, только в деревнях, а коли враг, как бомбити?». «Надо будет влесть на самую высокую гору и сбросить с нее бомбу» пошутил Сеня, «Вах!» – поднял Вано свой указательный палец правой руки вверх: «зачем так говариш, в горах лавины сходят, там даже кричать нельзя сильно, а ты бомбу, вах, не розумный ты абрек, сын шакала» и Вано по-своему сказал: «отцхели мутели» и возмущенно замолчал. Сеня слышал перевод, но как ни странно не обиделся. Он подошел к грузину и шепотом попросил прощения за разбомбленные горы. Все заулыбались. Все были молоды, а значит добры. Открылись центральные ворота и строй вошел на территорию части. «Разойдись!» и весь строй просто рассыпался, не разобравшись в том, а кто же этот шутник, подавший команду. Но было поздно и ведущий строй офицер только махнул на все рукой, так, как и сам спешил к семье.
Коля через минуту уже плескался в ванной комнате под холодным душем. Не про муссатив лезвие опасной бритвы, Николай порезался при бритье и заклеив наслюнявленным кусочком газеты порез, уже бежал одеваться. «Падажди, дарагой, ты ведь к невесте идешь? вах, как нэ хорошо без духов» и достав пол флакона «Красной Москвы» налил в Колину пригоршню хорошую порцию. Лицо сразу сильно обожгло, но через секунду стало приятно свежо. «Спасибо Кацо» пошутил Николай, но Вано на сей раз не понял шутки: «Я Вано». Но спорить уже было некогда и Коля, подмигнув другу, убежал.
Спинным мозгом он знал, что Роза его ждет на их месте. Ходьбы до ДОСов совсем ничего, а лету еще меньше, Коля летел. Ее голубой сарафан он заметил сразу. Девушка сидела на спиленном после бури, дереве и что-то перебирала в руках. Это был носовой платок, для того, чтобы хоть как-то занять свои руки. «Я пришел, я пришел, моя Роза.» парень просто не знал, что делать дальше, то как он себе это представлял, осталось в мечтах. Наяву все совсем по-другому. Их глаза встретились, платок выпал с непокорных, готовых броситься на любимую шею, ладоней и руки сами собой обвили плечи парня. Голову она прижала к его плечу и так они стояли целую вечность, им было просто хорошо вдвоем. «Я так скучал все эти дни без тебя, моя милая.» он произнес эти слова тихо, прямо в ее красивое ушко. «И я очень скучала, мой дорогой.» И больше ничего не хотелось ни знать, ни слышать в этой жизни, только эти слова. Молодые присели на спил и держась за руки смотрели теперь без моргания друг на друга. Вечер пролетел не начавшись.
В общежитии его все ждали, Моня тайком припер со столовки ужин—вареники с картошкой и салат, обвернул его полотенцем и поставил на тумбочку командира. Все лежали без света и ждали его прихода с первого свидания. Казалось, что все переживают больше его самого. Скрипнули противно половицы в длинном коридоре и приоткрылась входная дверь. Николай постоял мгновения думая зажигать свет или не надо, не стал и на цыпочках прошел к своей кровати. Вася тихо похрюкивал на втором ярусе, он один не дождался командира и спокойно спал сном великовозрастного ребенка. «Ми що как будто должны долго глаза свои высматривать в твою сторону, командир?» на своем тарабарском языке спросил Моисей. «Вах, вах, вах» сел на своей кровати грузин: «Ми что будем так и молчанкой играть или расскажешь, что било?», «командир, там Моня тебе перекус принес, покушай и рассказывай» голос Сени был настойчивым. «Если надо, то сам все скажет, хотя и нам интересно тоже» под итожил Кожемяко и опять наступила тишина в полумраке. Несколько минут Коля с удовольствием уплетал вареники с салатом. Он был благодарен этим парням, которые таким образом волновались и заботились о нем, он понимал, что постепенно складывается дружный мужской коллектив. «Спасибо ребята, что рассказать, все очень хорошо, просидели молча весь вечер взявшись за руки и говорить не хотелось, так было нам хорошо вдвоем.» «Ото и усе? а поцеловать дивчину у щочку? а хотя бы шоколадку ейной видал би. Не пойнимаю я» и Моня стал что-то шептать себе под нос. Все дружно засмеялись. Все в жизни будет впереди.
Учебные полеты и занятия шли своим чередом, штурманы набивали руки и свой глазомер в учебных полетах, да и полеты становились все продолжительней и интересней. Прошло лето, шла середина осени, листья практически уже опали и начались первые осенние дожди, а с ними пришла и русская распутица. В ноябре намечались контрольные вылеты на полегон с настоящим бомбометанием, затем на месяц в Харьков сдавать экзамены, получить своих младших лейтенантов и боевая работа на всю жизнь. С Розой все было хорошо, Николай часто бывал у них дома и комбриг относился к их отношениям положительно, уже иногда мечтая за столом о двух внуках и внучке. Дома Николай называл его только по имени и отчеству. Роза просто расцвела, она сильно похорошела, постоянно улыбалась и была в хорошем расположении духа. Все готовились к будущей свадьбе. Срок приблизительно на праздник Красной Армии в 1936м году, Николаю как раз 21 марта исполнится 21год. Все зарабатываемые деньги Николай уже отдавал Розе, и она сама регулировала свой бюджет. Собирали деньги на костюм.
День,3го ноября, канун Великого праздника всего Советского народа, в который намечались учения с настоящим бомбометанием по целям, выдался на славу. Взлетная полоса аэродрома практически просохла и самолеты были полностью подготовлены механиками к полету на полегон в орловское полесье. Там были выставлены макеты домов, дотов, дзотов, траншей мнимой обороны противника и макеты боевой техники. Под крыльями машины Стадника были подвешены два И15х, на которые подвесили по две 150 кг бомбы. Учения проводились всему личному составу РККА этого округа. Наблюдать за проведением учений и особенно бомба метанием прибудет маршал Тухачевский Михаил Николаевич лично. Многие говорили, что С. Р. Пташинский лично был знаком и даже дружен с начальником Генерального штаба РККА и вроде бы служил под его началом во время польского похода. Самолеты готовили очень тщательно, ударить в грязь лицом на новых советских машинах нельзя было никому, ведь результаты доложат самому товарищу Сталину И. В. Летели все шесть машин, на четыре новые, стоящие зачехленными, машины не было пока ни летного состава, ни штурманов и хотя еще на одной новой машине были подвесы для самолетов, решено было попробовать одной машиной. До этого никто еще этого не делал и рисковать второй машиной не стали. Всех задействованных в учениях построили на кромке у взлетной полосы в полной экипировке, с боевым оружием, даже стрелкам выдали пулеметные ленты. Оружейники подвешивали под каждую машину по две тонны опасного груза разного веса и размеров. Летчики штурмовики—истребители влезли в кабины своих «ишачков» в подвешенном состоянии. Комбриг произнес небольшую речь и пожелав всем удачного полета и хорошей работы дал команду по машинам. Механики усаживали в кабины бомберов летный состав. Николай занял свое место за спиной у Пташинского, Сергей Сошенко сидел в своем кресле с права и крутил настройку наушников, за ним сидел наш новый стрелок—радист сержант Рудяк Назарий с Могилева, еще один нормальный бульбаш. Его и еще несколько таких же парней, прислали с учебной части радиомехаников радистов не за долго перед учениями тем самым укомплектовали кадры. Два стрелка сидели отдельно в открытой кабине, это были срочники солдаты. Прозвучала в наушниках команда «От винта» и все машины вроде бы вздрогнули от огромного шума двадцати четырех работающих моторов. Взлетали тройками. Машина Николая привычно разбежавшись тяжело, но оторвалась от земли. Чувствовался полный боекомплект уже не ящиков с песком или мусором, а настоящего грозного оружия – бомб. Пташинский подал Николаю карту и приказал произвести расчет полета до точки сброса. Через пару минут Николай доложил: «Товарищ комбриг, готово.» и протянул карту. «Хорошо, спасибо» услышал в наушниках сержант в свой адрес. Даже здесь, в полете, в кабине боевой машины, Севаш Радмирович старался показать свое отношение к понравившемуся ему и всей его семье, парню, который вот-вот станет его зятем. Полет проходил нормально, до места сброса еще было время и Николай уставился в стекло фонаря кабины летчика. На небе ни облачка, холодное ноябрьское солнце уже не согревало землю и поэтому даже на высоте 2700м, на которой проходил полет, было минус 35ть. Сергей Сошенко надел очки вроде бы в них было теплее его глазам. И вот минута до подлета и отчетное время сброса самолетов И15ть, затем еще четыре минуты и Сергей Сошенко потянул ручку открытия бомболюков и сбросовых систем подвески. Николай соскользнул с кресла и прижался лицом к нижнему стеклу кабины. Над огромным полигоном лесостепи были настроены разные объекты и на них сверху летели бомбы. Дым, огонь, все перемешалось внизу. Бомбы легли точно в цель, а сброшенные самолеты завершили процесс и влившись в строй к отбомбившимся бомберам стали на их охрану от возможных самолетов противника. Учения прошли. Самолеты возвратились домой и заняли свои места под чехлами временных ангаров. После обычного построения комбриг, явно в духе, объявил всем благодарность и еще много раз хвалил офицеров экипажей за отличную работу. Особую благодарность получил замполит Стадник А. И. со своим экипажем. То, что разрабатывали наши ученые получилось.
На праздновании 18й годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции Николай и Роза были вместе в актовом зале части. Им достались не плохие места в 4м ряду. На сцене все руководство части, приглашенные партийные лидеры города Орел, начальники с управления РККА. Поздравительные речи, ответные слова, обращение всего личного состава к Главному Руководству РККА и лично к товарищу И. В. Сталину. А под конец поздравительных речей и награждение лучших. Первого на сцену пригласили капитана Стадника А. И. и вручили ему шпалы майора авиации под дружеские аплодисменты. Этот, казалось бы, кремень человек, вдруг прослезился и не скрывал этого. Комбригу за умелое руководство и проведение показательных учений был вручен орден Знак Почета. Многих наградили денежными премиями или благодарностями. Награждаемый из начальства ГРРККА прочитал следующую фамилию: «Сержант Стрельников Николай Николаевич выйти для получения правительственной награды». «Коля, это тебя» толкнула опешившего Николая Роза. «Иди бегом там полковой комиссар тебя ждет». Николай поднялся на сцену и четко доложил: «Товарищ полковой комиссар, сержант Стрельников прибыл для получения правительственной награды.» Комиссар держал в руках петлицы младшего лейтенанта авиации. «За проявленную выдержку, отличное знание своих функциональных обязанностей, четкое руководство вверенным ему коллективом первых пилотов штурманов тяжелой Советской авиации приказом Главного Военного Командующего РККА товарища И. В. Сталина присвоить сержанту Стрельникову Н. Н. очередное воинское звание Младший лейтенант авиации!», вручил парню голубые петлицы с маленькими кубиками на каждой. «Служу трудовому народу!», как во сне ответил Николай. Сев на свое кресло, он увидел, что глаза его Розы на мокром месте. «Поздравляю тебя, мой милый, от души, вот и ты офицер уже.» Коля не помнил, как прошел концерт, как поздравляли его офицеры части, в голове висок стучал «я офицер, я офицер» … После концерта был праздничный ужин, но здесь была уже четкая иерархия. Младший состав и обслуживающий персонал сидели отдельно, а офицеры отдельно. За большим офицерским столом Николай чувствовал себя пока не совсем удобно, его рука постоянно находилась в руке его Розы и этим поддерживала парня. Выступали награжденные, их жены, хвалили партию и Сталина и за это опять пили и так почти три часа. Да… чего– чего, а гулять наш народ мог всегда. Николай практически не пил, только при губил и этим очень радовал Розу. Вышли на свежий, морозный, вечерний воздух. Роза крепко повисла на руке Николая. Шли нога в ногу, молчали и думали каждый о своем. На их месте остановились, Роза еще больше прижалась к парню всем телом и обхватив его шею руками поцеловала в губы. Так он ее еще ни разу не целовал. Это был не просто поцелуй, это было объяснение в любви девушки, которая не может дождаться этого от любимого парня. «Я тебя сильно, сильно люблю, моя Роза» с трудом произнося каждое слово сказал Николай. «Я не дождусь уже нашей свадьбы, я хочу дышать тобой, жить тобой, любить тебя каждую минутку, любить каждую точку твоего тела». Пауза немного затянулась. «И я тебя сильно люблю, мой родной человек.».