На перекрестке веков
Шрифт:
Хосейн Бехзад по-восточному сидел на ковре. Тут же на полу — мангал с тлеющими углями, чтобы не дать остыть чаю, кальян, листы плотной белой бумаги, кисти, краски. Остад — мастер, как называют в Иране заслуженных художников и литераторов, — устроился прямо у двери: недуг сделал его малоподвижным, часто приковывает к постели, место для работы он выбрал так, чтобы быть в доме и в то же время на воздухе. Он любезно осведомился, сядем ли мы на ковер или принести нам стулья. Хозяин, питающий большие симпатии к Советскому Союзу, расспрашивает нас о жизни советских людей, интересуется творчеством советских художников, рассказывает о себе.
— Советское искусство — самое передовое в мире. Москва — центр
Разговор заходит о современных тенденциях и течениях в искусстве, об отношении художника к модернизму, абстракционизму.
— Искусство, — замечает Хосейн Бехзад, — должно быть понятно людям, иначе оно не имеет смысла. По правде говоря, — продолжает он свою мысль, — мне непонятно искусство так называемых авангардистов. В жизни я не видел человека с четырьмя руками, восемью глазами и стоящего вниз головой. Однако на полотнах многих современных живописцев я видел подобные картины. Моя школа, — подчеркивает наш собеседник, — не имеет ничего общего с такого рода искусством.
Здесь же, в одной из комнат, небольшая экспозиция законченных работ: десятка полтора миниатюр. Это все, что можно было увидеть в его доме. Остальные находятся в частных коллекциях в Иране, в музеях Европы, Азии, Америки.
Произведения Бехзада не раз экспонировались на выставках в Тегеране, 16 раз за рубежом — в Париже, Лондоне, Нью-Йорке, Праге, Варшаве, Токио. Выставкам постоянно сопутствовал успех. Познакомившись в Париже с творчеством Бехзада, французский художник и писатель Жан Кокто отмечал: «Несомненно, в искусстве современной миниатюры как с точки зрения композиции, так и колорита есть только один мастер и им является иранский художник Хосейн Бехзад». И добавил: «Если до сих пор мы знали о Востоке по сказкам „Тысяча и одна ночь”, на сей раз его открыл нам своими волшебными картинами старец с седой головой и необыкновенно лучистыми проницательными глазами».
— Что, по вашему мнению, главное — содержание или форма? — спрашиваем мы.
— Прежде всего — содержание, которое и определяет форму. Другого принципа нет. Это относится к любой области искусства. Действительность — мать живописи, ее основа, — продолжает он. — Новая живопись отошла от этого всеобщего принципа искусства. По существу, сегодня в живописи нет ничего, кроме пустоты. Современные молодые художники почему-то думают, что если они что-то скомпоновали из нескольких кастрюль и обломков железа или нанесли на холст ряд беспорядочных линий, то стали уже живописцами или скульпторами. Если бы это было так, то маляры и красильщики были бы самыми выдающимися художниками, а лавки кузнецов и жестянщиков — художественными музеями.
— Я убежден, — говорит Бехзад, — что в конце концов все эти художники, по мере того как наберутся опыта и знаний, найдут свой настоящий путь. Это еще раз подтвердит силу и стойкость подлинного искусства.
Родился и вырос Хосейн Бехзад в Тегеране, в небогатой семье. Пяти лет был отдан в медресе, духовную школу, однако вскоре был исключен за увлечение рисованием портретов. Мусульманская религия была против изображения живых существ. Хотя в Коране и нет строгого запрещения работы художников, в комментариях к нему можно прочитать и такое: «Бог послал меня уничтожить людей троякого рода: гордецов, многобожников и живописцев. Берегитесь изображать господа или человека, а пишите только деревья, цветы и неодушевленные предметы». Изгнанный из школы, Бехзад пошел учиться к народным мастерам — ремесленникам. Копированием древних миниатюр стал зарабатывать себе на жизнь. Приходилось копировать и работы таких прославленных иранских мастеров, как классик миниатюрной живописи Камаль эд-Дин Бехзад, исфаханский миниатюрист XVII века Реза Аббаси.
Затем художник начал писать свои собственные полотна, занялся изучением принципов и традиций иранской классической миниатюры, стал искать свой путь в искусстве. В 1935 году ездил в Европу, где изучал современное изобразительное искусство.
— Изучением различных иранских и зарубежных художественных стилей, — рассказывает Бехзад, — я всегда преследовал цель найти стиль, который был бы иранским и в то же время отвечал требованиям современности. К сожалению, в результате слепого подражания и копирования произведений западных художников традиции миниатюрной живописи были постепенно утрачены. Вот почему я стремился найти такой стиль, который возродил бы традиции иранской миниатюры.
Хосейиом Бехзадом создано несколько тысяч миниатюр. А сколько к ним было сделано набросков, рисунков, этюдов… Работы разнообразны по сюжету, композиции, колориту. Но всех их объединяет широта замысла, глубина образов, точность рисунка. Много листов выполнено по мотивам «Шах-наме». Обращение Бехзада к этой знаменитой поэме не случайно: в ней красной нитью проходит основная идея — борьба двух противоположных начал: доброго и злого. Вобравшая в себя многовековую мудрость народа, поэма Фирдоуси дает огромный простор для творческой фантазии, для размышлений. Бехзад часто черпает вдохновение и в стихах Омара Хайяма — поэта, мудреца, ученого.
На одной из его известных миниатюр изображена группа старцев, размышляющих о сущности бытия. Характеристика персонажей остра и индивидуальна. В сложной по замыслу композиции каждая фигура легко читается отдельно, составляя, однако, в общем цельную, глубоко философскую картину. Запоминается миниатюра с изображением Фирдоуси на фоне батальных сцен «Шах-наме».
Одной из центральных тем Хосейна Бехзада является тема художника, его назначение и место в обществе.
Широко популярна его миниатюра, изображающая музыканта в момент его наивысшего вдохновения.
— Что вы считаете основной темой ваших работ? — спрашиваем мы.
— Человека, его жизнь, его любовь.
Когда художник говорит о человеке, глаза его зажигаются огнем, все лицо излучает теплоту и нежность.
— Какую из своих вещей вы больше всего любите?
— Такую еще не написал. Когда работаю над картиной, — замечает он, — она мне нравится. Когда же положен последний штрих, интерес к ней пропадает. Мысль захватывает новая тема. Творчество — это непрерывный процесс.
В Тегеране мне не раз приходилось слышать об исключительной работоспособности Бехзада. Болезнь часто приковывает его к постели, заставляет сменить мастерскую на больничную койку. Но никогда художник не расстается с кистью.
— Что вы, — отвечает он обычно на советы врачей больше отдыхать, — надо обязательно успеть закончить вот эту работу.
— Постоянный труд и любовь к искусству сделали меня художником, — говорит Бехзад. — Если бы с детства я не был вынужден много работать, — добавляет он, — я, пожалуй, не стал бы тем, кто я есть.