На переломе веков
Шрифт:
— А то подождите, через два часа еще один ешелон подойдет.
Константин озадаченно нахмурился:
— Он тоже будет здесь разгружаться?
— Он-то? Он — будет.
— А тогда какой смысл его ждать?
— Так он не весь будет, а половина. Ну, чуть более. А остальные вагоны аккурат на Мукден и пойдут. Тама штабные и интенданты едут. И имущество на войсковые склады. Вот я вас туда и подсажу.
Константин задумался. С одной стороны, может, стоит взять рикшу? Для него же это дикая экзотика; да и до Мукдена тут вроде рукой подать: вполне возможно, быстрее выйдет. А с другой — ему, как любому русскому, как-то претило «ездить на людях».
— И долго вагоны расцеплять будут?
— Да не-ет, — махнул рукой железнодорожник, — минут пятнадцать, и всё. Отцепленные-то вагоны
— Точно минут пятнадцать? — недоверчиво переспросил Константин.
— Не извольте сумлеваться, — расплылся в улыбке старик. — Опосля Маньчжурского замирения у нас тут всё в полном ажуре. Его высочество, осподин великий князь, тогда мно-огонько народу поучил. Кого тюрьмой, кого каторгой, а кто и испугом отделался. Да тольки опосля того испугу ныне уже все землю роют, чтоб всё по уму да по делу было. Поезда идут — хоть часы проверяй! И эвон, сами видите, как ваш ешелон разгрузили: раз-два — и порядок! Не то что тогда. Тогда некоторые ешелоны воинскыя бывалча и по три дни стояли, разгрузки дожидаючись. Нет, солдатики-то прям так с вагонов выпрыгивали, а вот ежели пушки сгрузить, упряжки там лошадиныя да двуколки пулеметныя — так и ждали. — Железнодорожник покачал головой. — А ныне-то стольки платформ разгрузочных понастроили — раз-раз, и всё уже…
Так и вышло.
В штабе Константин задержался на пару часов. И вовсе не потому, что тут все было налажено так же, как воинские перевозки. Наоборот — бардак тут творился страшный. Никто ничего не знал и ни за что не отвечал. Но молодому репортеру повезло. Прошлявшись полтора часа по коридорам и прокляв всё, он был остановлен добродушным возгласом:
— О-о, вот и наша восходящая звезда репортажа!
Обернувшись, молодой человек с недоумением уставился на пожилого господина. Но в следующее мгновение лицо репортера озарила смущенная улыбка. Человек, окликнувший его, был настолько известен в журналистской среде, что Константин смутился именно из-за того, что не сразу его вспомнил. Перед ним стоял специальный корреспондент сытинского «Русского слова» Василий Иванович Немирович-Данченко, брат довольно известного режиссера и, без сомнения, настоящая легенда русской журналистики, автор прогремевших путевых заметок «Страна холода», «По Германии и Голландии», «Очерки Испании», «Земля Марии Пречистой», «Кама и Урал» и военных романов, посвященных русско-турецкой войне — «Гроза», «Плевна и Шипка».
— Добрый день, Василий Иванович, — слегка покраснев, пробормотал молодой репортер.
— Добрый, добрый, — благодушно отозвалась живая легенда. — Как же… читал ваши репортажи. Свежо, смело… Какими судьбами в штабе? Я думал, вы сразу рванете на передовые позиции, на Ялу.
— Да я бы с радостью! — с отчаянием в голосе воскликнул Константин. — Только мне требуется зарегистрироваться при штабе. А кто тут этим занимается — непонятно. Второй час уходит, как я тут по разным кабинетам брожу. Сначала отправили к штабс-капитану Бридину, потом к поручику Зелиховичу, а того на месте не оказалось. Тогда послали в третий отдел. Там же говорят, что ничего не знают. И кто только эту регистрацию придумал?!
Василий Иванович рассмеялся:
— Понятно, молодой человек, потерялись. А регистрацию придумали жандармы. Так что вам следовало подняться на третий этаж и дойти до конца коридора — там сидит ротмистр Полежаев. Вот он-то вам все и сделал бы.
— Жандармы? — удивился Константин. — А они-то тут с какого бока?
— С такого, что, как выяснилось, в этих местах полно японских агентов. Да и не только японских, — заговорщицки подмигнул молодому репортеру Василий Иванович, — но действующих в интересах японцев. Про покушения на генерал-адмирала слышали? Вот то-то. Поэтому они тут присматривают за тем, чтобы всяких лишних глаз на позициях наших войск было поменьше. Для того и регистрация нужна.
— Так мне на третий этаж? — вскинулся Константин.
Немирович-Данченко, усмехнувшись, кивнул, а затем бросил в спину припустившему к лестнице молодому репортеру:
— Кстати, советую выкроить время и добраться до Порт-Артура. У моряков все гораздо четче устроено. Такого, как здесь, бардака, нет и в помине. А дела там разворачиваются не менее интересные, чем на суше…
Совету легенды русской журналистики Константин последовал практически сразу. И не потому, что этот совет дал ему такой человек. Просто все так совпало. Он, чертыхаясь про себя, уже заканчивал заполнять формуляр, врученный ему ротмистром Полежаевым, когда в кабинет ввалился дюжий жандармский офицер.
— Никола, — зарычал он на ротмистра, — где там эти два лентяя? Давай их быстро сюда. Через полчаса пройдет литерный на Порт-Артур, и у него будет двухминутная остановка в Мукдене. Я договорился — нас посадят.
Полежаев кивнул и только начал подниматься из-за стола, как Костя вскинулся и торопливо заговорил:
— Господа, господа, позвольте с вами! Мне тоже нужно попасть в Порт-Артур. Ну пожалуйста!..
Дюжий жандарм настороженно уставился на молодого репортера:
— А ты кто таков?
— Журналист, — пояснил ротмистр, выбравшись из-за стола. — «Военные версты» читал?
— Это в «Новом времени», что ли?
— Ну да, — кивнул ротмистр, подходя к боковой двери. — Так вот — его работа… Эй, Мищенко, Половцев — подъем! Вас ждут великие дела.
Из-за приоткрытой створки послышался звук долгого, сладкого зевка, а затем сонным голосом пообещали:
— Зараз будьмо.
— Возьмешь? — поинтересовался ротмистр Полежаев, возвращаясь к своему столу. Дюжий жандарм смерил Константина суровым взглядом, потом вздохнул и махнул рукой:
— А, где наша не пропадала. Собирайтесь, господин репортер. Может, и про нас, горемычных, наконец-то правду сподобитесь написать. А то мы у вас все сплошь сатрапы и душители свободы.
Константин в ответ деликатно промолчал.
В Порт-Артуре молодой репортер пробыл почти полторы недели. Несмотря на то что крупные японские корабли не рисковали приближаться к порту, город жил по-фронтовому. Улицы круглосуточно патрулировались морскими пехотинцами, доступ в форты, на пирсы и судоремонтный завод был ограничен, а по ночам акваторию, примыкающую к порту, обшаривали яркие лучи прожекторов с Электрического утеса. Так что никаких особых боев и тревог за то время, что он провел в Порт-Артуре, не случилось. Впрочем, и сказать, что десять дней в Порт-Артуре прошли для Константина зря, также было нельзя. Он накоротке сошелся с несколькими молодыми офицерами, в основном с истребителей миноносцев, каковые на данный момент были самыми активными кораблями русского флота — почти еженощно вступали в перестрелки с японскими миноносцами, а то и легкими крейсерами, — и наслушался от них множества историй, часть из которых оформил в виде трех репортажей, и те, как и предыдущие, пошли в газете на ура.
Кстати, именно в Порт-Артуре, начало меняться его отношение к великому князю Алексею Александровичу. До сих пор Константин, как почти любой молодой человек, выросший в столице и исповедовавший прогрессивные убеждения, относился к генерал-адмиралу не очень положительно. Нет, как и любой здравомыслящий и образованный человек, он приветствовал усилия Алексея Романова по промышленному развитию страны, а также его стремление увеличить число образованных людей и открыть широкий доступ к получению высшего образования детям из малоимущих семей. Но этого было мало. Гигантское состояние великого князя и его близость с императором предоставляли ему такие возможности, которые Алексей Александрович, по единодушному убеждению всех прогрессивно мыслящих людей страны, не использовал и на треть! А какие слухи ходили о том, что он вытворял в своей так называемой «вотчине»? Да там царило настоящее Средневековье, со всеми положенными этому дремучему времени атрибутами — от права первой ночи до крепостного права. Причем крестьяне там были так запуганы, что, стоило кому-то хотя бы намекнуть на нечто подобное, они тут же хватались за дубье… Во всяком случае, Стива Янковский, царь и бог их молодежного кружка, поэт, жуир и бонвиван, однажды даже дравшийся на дуэли, рассказывал об этом со всей уверенностью…