На плоту через океан
Шрифт:
Лайнер компании "Грейс Лайн" сможет принять нас на борт лишь поздно вечером. Пока я стоял у пирса, два тяжелых мангровых бревна для крепления подъемных строп были привязаны крест-накрест под плотом. Наконец буксир подтащил нас к борту стоящего на якоре парохода, и мы очутились в ослепительном потоке света его прожекторов. Плот будет поставлен на люке трюма № 3, прямо перед выкрашенным белой краской капитанским мостиком. Пассажиры и члены экипажа облепили поручни, с любопытством глядя вниз на мое чудное суденышко "Семь сестричек" с кабиной, крытой тростником, как хижина в джунглях, готовое бросить вызов Тихому океану,
Я беспокоился, думая о том, как будут поднимать плот на борт. Мало ли что
Электрическая лебедка, управляемая опытным матросом, медленно опустила прямо над центром плота громадную стрелу, применяемую только для подъема тяжелых грузов; стрела была оборудована блоками длиной в пять футов и четырьмя шкивами с полуторадюймовыми стальными тросами. С огромного крюка нижнего блока свисало четыре стальных троса — или стропы, как их называют моряки, — с заделанными в концы специальными петлями. Блок и стрела опускались все ниже. Плот был ярко освещен огнями большого парохода и казался ослепительно белым. Блок остановился в нескольких футах от крыши каюты. Грузчики взяли свободные концы стропов и прикрепили их по одному к каждому углу плота, набрасывая петли на выступающие концы мангровых бревен.
Я проверил все углы, поставил в каждом из них по человеку, чтобы удерживать стропы на месте, затем вскочил на крышу каюты и подал сигнал помощнику, наблюдавшему за всем происходящим с парохода:
— Выбрать слабину!
Помощник капитана передал мою команду лебедчику, которого не было видно с плота.
Я услышал гудение и визг мощной лебедки. По мере того как поднималась огромная стрела, медленно натягивались тросы и стропы. Я убедился, что лебедкой управлял мастер своего дела. Наконец четыре троса, поддерживавших плот, натянулись, как железные стержни. Не заметно было ни толчка, ни малейшего напряжения. Я спрыгнул с крыши каюты на палубу, а оттуда вместе с помогавшими мне рабочими — на буксир, доставивший нас в Пунар.
"Семь сестричек" взвились кверху, как в сказке. Это казалось каким-то чудом. Не скрипел трос, не трещали бревна. На большом судне — мертвая тишина. Команда прильнула к нижним и верхним поручням, прогулочные палубы были черны от пассажиров. Капитан смотрел вниз с мостика.
Плот поднимался все выше и выше. Очутившись над поручнями, он остановился. Краткая пауза. Затем пустили в ход другую лебедку, и мощная стрела, к которой был подвешен плот, медленно повернулась к центру судна.
Буксир быстро обогнул корму парохода и доставил меня к трапу. Что было духу я взбежал вверх и увидел, как плот опускается на люк. Мастерски проделанная работа — плот был опущен столь же нежно, как младенец в колыбель. Я поздравил помощника и лебедчика, а матросы принялись крепить плот тросами, канатами и деревянными брусьями, чтобы он не соскользнул с люка во время качки, — нам предстояло проделать семьсот миль до Кальяо, а в этих местах свирепствует прибрежная зыбь.
Лоцман давно уже прибыл на борт, и пароходный гудок проревел, возвещая отправление. Я проводил своего помощника швейцарца до сходен и попрощался с ним. Он собирался поехать в Кито, столицу страны, где швейцарская фирма, строящая в Сиеррах гидроэлектростанцию, предложила ему работу.
В две — три минуты один за другим были погашены прожекторы на мачтах и надстройке, и большой пароход погрузился в темноту. Стоя на люке и глядя на мостик, я видел, как поблескивал огонек сигареты, которую курил лоцман. С бака послышался металлический грохот выбираемой якорной цепи. Мы были готовы к отплытию. Я положил руку на наружное бревно и подумал: "Скоро мы будем предоставлены самим себе, мой маленький плот".
Частое позванивание пароходного колокола на носу корабля возвестило, что якорь уже поднят. Вспыхнули красный и зеленый ходовые огни, и пароход начал разворачиваться. Он взял курс на юг, в Кальяо.
Я поднялся по трапу на прогулочную палубу. Тедди, еще днем прибывшая на лайнер, была окружена пассажирами. Она представила меня им. Это были американцы со всех концов Соединенных Штатов, отдыхающие, бизнесмены, учителя и офицеры со своими семьями, направлявшиеся в военные миссии. Прошло немало времени, пока нам с Тедди удалось пробраться в столовую. Я был голоден — весь день мне было не до еды.
Обеденное время уже давно миновало, но стюард накрыл для нас стол и принес все горячие блюда, какие имелись на кухне. Дежурный повар просил передать нам, чтобы мы не стеснялись. Еще днем я сообщил помощнику капитана, что принадлежу к национальному профсоюзу моряков, члены которого находились на борту, и эта новость уже распространилась. Я знал, что на пути в Кальяо за Тедди и мной будут ухаживать, как за королями. Тедди сидела рядом со мной, и мы разговаривали, пока я ужинал. Затем мы вернулись на палубу и смешались с толпой пассажиров. Все казались взволнованными, и мне пришлось отвечать на бесконечные вопросы. Я был несколько смущен всеобщим вниманием. С первого взгляда можно было подумать, что эти люди передо мной преклонялись. Но скорей всего они попросту хотели выразить сочувствие человеку, которого считали ненормальным.
Путешествие в Кальяо длилось три дня, и какое чудесное это было время! Впервые с тех пор, как 7 января я прибыл в Южную Америку, я был свободен от забот и мог передохнуть. Я наслаждался бездельем, позировал для бесконечных фотолюбителей и время от времени беседовал с капитаном Тирни, морским ветераном. Мы толковали о картах, течениях и различных навигационных проблемах, с какими мне придется столкнуться во время моего далекого путешествия.
"Семь сестричек" тоже отдыхали. Привязанный поперек люка, прямо перед капитанским мостиком, плот смотрел на синие воды Тихого океана, как бы знакомясь с ними, между тем как ветер колыхал листья на крыше каюты и запевал в снастях старинную морскую песню. Казалось, плоту был по вкусу Тихий океан.
Утром 10 мая мы прибыли в Кальяо. День был прекрасный. Пока мы медленно входили в порт, я разглядел группу фотографов, готовых ринуться на борт, как только спустят сходни. Когда пароход был пришвартован к пирсу, лоцман быстро спустился с мостика и приветствовал меня от имени коменданта порта, военно-морского флота Перу и министерства внутренних дел. После этого пришлось дать интервью представителям прессы. Затем Тедди и меня фотографировали. В это время плот был поднят над палубой и спущен на воду.
Представитель компании "Грейс Лайн" помог нам пройти через все таможенные процедуры и формальности, связанные с приездом в страну. Принадлежащие нам вещи, включая плот, были вписаны в декларацию судового груза под рубрикой "доставляемый багаж". Все было уже готово к нашему прибытию, и формальности, на которые потребовались бы часы, а может, и дни, были закончены в несколько минут. Кальяо, Лима — все Перу широко открывало нам свои объятия.
Из порта автомобиль доставил нас на военно-морскую базу Перу, и я был представлен одному из старших офицеров. Мне предложили воспользоваться всеми возможностями базы, чтобы достроить плот. Я как раз об этом мечтал и с радостью принял любезное предложение. Тотчас же был отправлен буксир, который должен был доставить "Семь сестричек" от пирса "Грейс Лайн" на базу.