На подсосе
Шрифт:
В общем, я вернулась в мотель и села в изножье ложа моих хозяев на страже, а сама слушаю.
Они тихо разговаривали, но мне все равно слышно.
Вурдалак Хлад такой: «Может, стоит попробовать».
А Графиня ему такая: «Что, лекарство? Томми, ничего не выйдет. Ты видел, что я могу, ты знаешь, что можешь сам. Это не биология, это волшебство».
«А может, и нет. Может, это наука, про которую мы просто пока ничего не знаем».
«Не важно. Мы не знаем даже, получится или нет».
«Так надо попробовать».
«Зачем нам это пробовать, Томми?
«Ну… да».
«Правда, что ли?»
«Ну. Мне не нравится, Джоди. Не нравится все время бояться. Не нравится одиночество. Не нравится быть убийцей».
«Эта женщина мучила тебя, Томми. Такого больше ни за что не произойдет».
«Да это не беда. Это я переживу. Беда в том, что мне это нравилось. Нравилось, понимаешь?»
Тут Графиня помолчала хорошенько, я даже подумала, не рассветает ли уже или как-то, но потом из-за края кровати выглядываю, а она просто ему в глаза смотрит. Потом ко мне обернулась.
«Эй, малышка!» — говорит и улыбается мне, а это прям как подарок или что-то. Потом снимает часы и кидает мне. «Там автоматический календарь, — говорит, — поставь будильник минут за двадцать до заката, чтобы опять никому не попасться, ага?» А я хотела ей сказать про куртку, которую мне Фу сделал, но как бы говорить не смогла, поэтому просто кивнула, часы надела и снова на пол сползла.
Потом слышу, Графиня такая: «Ты не одинок. Я здесь. Можем уехать туда, где нас никто не знает, никто за нами не гоняется, и я за тебя всегда буду».
А он такой ей: «Я знаю. Я в смысле — одиночество от всех прочих. Отдельность. Я человеком хочу быть, а не какой-то мерзкой дохлой падалью».
«Мне казалось, ты хочешь быть особенным».
«Хочу, но — по-человечьи особенным. Из-за того, что сам сделаю».
Потом все ненадолго опять затихло, и наконец Графиня такая: «А я это люблю, Томми. Я не боюсь все время, как ты. Совсем наоборот. Я даже не представляла себе, до чего раньше боялась, пока не стала вот такой. Мне нравится ходить по улицам и знать, что я альфа-зверь, слышать, видеть и чуять все, быть во всем. Нравится. Я хотела и с тобой этим поделиться».
«Это ничего. Ты ж не знала».
«Я тоже не хочу быть одна. Поэтому я тебя и обратила. Я тебя люблю».
Тут на часах у Владыки Хлада будильник запищал, и он его отключил.
Потом весь такой: «Мы не можем вернуться к тому, что было раньше, да? Чтоб я о тебе заботился?»
«Разные миры, Томми. Ты сам теперь это знаешь. Мы были в одной комнате, но в разных мирах».
«Тогда ладно. Я тебя люблю, Джоди».
И Графиня такая: «Я тебя тоже люблю».
А потом они долго ничего не говорили, и когда по моим новым часам солнце уже встало, я смотрю — а они лежат такие в обнимку, а на подушке красные пятна их слез.
И я такая: «Ох, черт, только не это!»
31
Где представлены хроники Эбби Нормал: Почти как тостер, я правлю тьмой
Короче, я в тот день немного поспала, поговорила пару раз по телефону с моим милым возлюбленным ниндзей Фу, потом он приехал, и мы оставили Джереда с кровью для Владыки Хлада и Графини, когда они пробудятся, и отправились в логово. Там где-то час ушел на то, чтоб подмести все битое стекло, пепел и дрянь с минувшей ночи. Только закончили уборку и считать деньги, а также обжиматься и чего не, как на Графининых часах будильник запищал.
Я такая: «Чувак, я не готова».
А он такой: «Чувак, ты готовее всех, кого я знаю».
А я такая: «ОБМ, я тебя засексую до смерти, если мы выживем».
И тут он такой весь робкий сразу и давай делать вид, что занялся чем-то техническим, чтоб мы и впрямь готовы были.
Потом, через час после заката типа, слышу — идут. Я у кухонной стойки такая, и тут пожарная дверь внизу открывается, я поворачиваюсь — а они типа такие опа, и уже тут. Владыка Хлад их звал Животными, только они теперь скорее падаль на дороге. И я типа потрогала выключатель у себя на куртке, чтоб только наверняка знать, что он никуда не делся.
И такая: «Эгей, вампирский отстой».
А бывший черный, ныне серый, который у них типа главный, к моему радиатору липнет такой: «Нам деньги нужны, где деньги?»
А я ему такая: «Сбавь обороты, немертвое УО. Нет никаких денег».
А он такой: «Ты нам мозг давай не еби. Флад с рыжей забрали у меня из дома шестьсот штук».
А я такая: «Вообще-то, типа пятьсот восемьдесят три тысячи пятьдесят восемь».
А он такой: «Отдавай!»
И всемером типа вокруг собираются, даже перерожденец этот, которого Графиня мутузила, типа все меня массивно на отсосный паровоз кинуть хотят, поэтому палец у меня все время на кнопке, вдруг понадобится мудачье это скопом поджарить. Но не парюсь такая и вся типа: «Вы, что ли, удолбались?»
А он мне такой: «Не, я не долбался. И тут никто не долбался».
И все такие как заныли хором и чего не, типа: «Мы даже из бонга дернуть не можем. Пива выпить. У нас организмы не принимают. Трезвяк сосет. Мы бессмысленные немертвые торчки».
Поэтому я вся такая им: «Ну так шаг назад все и узрите, сцуко».
Беру бутылку «Столи» из холодильника и мешаю в стакане с кровью из пакета, какие мы оставляли Графине и Владыке Хладу, а у них у всех слюни текут при виде крови, поэтому я такая думаю: «Не заставляйте меня вас изжарить».
А потом такая протягиваю стакан серому вампу, и он такой: «Клево!»
А остальные такие типа: «Мне, мне, мне».
В общем, я всем «кровавых мэри» мешаю, и засаленный хипарь такой: «А печеньки с дурью туда можно макать?»
А я ему: «Ну да, вампирский торчок».
А они все такие: «Ты богиня. А мы недостойны. И о, пожалуйста, можно нам немножечко еще?» Пока все срубаться не начали.
В общем, минуты через две на кухне валялась такая здоровенная куча вурдалачья в отключке, и я вся такая: «Ё, Фу, я тебе навалила срани».