На полпути к могиле
Шрифт:
Ублюдок. Подобрав самое грязное слово, какое знала, я про себя повторяла его снова и снова и опасливо поглядывала на него, расстегивая джинсы. Он как ни в чем не бывало распустил ремень, расстегнул штаны и стянул с себя рубашку. Показался впалый бледный живот, безволосый, только внизу у лобка виднелись волоски.
До сих пор я ни разу так далеко не заходила. От смущения у меня затряслись пальцы. Я потянула джинсы вниз и тем же движением запустила руку в штанину.
— Смотри-ка, милая, что у меня для тебя есть!
Я опустила глаза, увидела, что он держит в кулаке, и быстро отвела взгляд. Кол был почти у меня в руке,
Меня подвела стыдливость. Я отвернулась, чтобы не видеть его наготы, и упустила момент, когда он сжал пальцы. Кулак невероятно быстро метнулся мне в лицо. Вспышка света, голову прострелила боль — и все стихло.
2
Казалось, кто-то вздумал вырыть яму у меня в мозгу. Я мучительно медленно открыла газа, прищурилась от света горевшей рядом лампы без абажура. Она светила ярче солнца. Руки у меня были заведены за голову, запястья ныли. Голова болела так, что я тут же нагнулась, и меня вырвало.
— Я тумал, фифу кифку!
От этого издевательского голоса боль растворилась в волне паники. Увидев вампира совсем рядом, я содрогнулась.
— Фидел! Фидел кифку!
Он бросил передразнивать шепелявого попугайчика и ухмыльнулся. Я дернулась от него, и сразу обнаружила, что за руки прикована к стене. На ногах тоже были кандалы. На мне — ни майки, ни джинсов, я осталась только в трусиках и лифчике. Даже мои фирменные перчатки пропали. О господи!
— А теперь, милая, поговорим о деле. — В его голосе уже не было насмешки, глаза застыли темным гранитом. — На кого работаешь?
Я так удивилась, что не сразу сумела ответить:
— Ни на кого я не работаю.
— Х…ня, — с расстановкой выговорил он, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: что он мне не верит.
Я сжалась, когда он придвинулся ко мне.
— На кого работаешь? — уже с угрозой.
— Ни на кого.
От затрещины голова у меня запрокинулась. Слезы навернулись на глаза, но пролиться я им не позволила. Я умру, но скулить не стану.
— Пошел к черту.
В ушах у меня зазвенело от новой затрещины. Теперь я почувствовала вкус крови.
— Еще раз спрашиваю: на кого работаешь?
Сплюнув кровь, я дерзко взглянула ему в глаза.
— Ни на кого, засранец!
Он удивленно уставился на меня, потом качнулся на каблуках и заржал так, что у меня в ушах зазвенело. Овладев собой, он нагнулся к самому моему лицу. На свету блеснули клыки.
— Я знаю, что ты врешь.
Он шепнул это мне в лицо и склонился ниже, скользнул губами по горлу. Я держалась прямо и мечтала только, чтобы у меня хватило сил не молить о пощаде.
Я кожей чувствовала его холодное дыхание.
— Я наверняка знаю, что ты врешь, — продолжал он, — потому что вчера наблюдал за тем типом. И видел, как он вышел с той самой рыжей девчонкой, которая до того отиралась вокруг меня. Я пошел следом, думал поймать его, пока он занят другим. И видел, как ты воткнула ему в сердце кол — и какой кол! — Он с торжеством сунул мне под нос мое усовершенствованное оружие. — Снаружи дерево, внутри серебро. Да уж, это «сделано в Америке»! Куда там Девону! И это еще не все. Ты сунула его в багажник, отвезла к своему грузовичку, а там отрубила голову и зарыла отдельно от тела. И отправилась домой, весело насвистывая. Как ты умудрилась это проделать, дьявол тебя побери? Ни на кого не работаешь? Тогда почему,
Он пальцем прижал дергающуюся жилку у меня на горле.
— Ну, последний раз, пока я еще не забыл о хороших манерах, — кто твой босс?
Я смотрела на него, понимая, что его лицо — последнее, что я вижу. Я отбросила нахлынувшую горечь. Жаловаться не приходится. Быть может, мне все-таки удалось сделать мир немножечко лучше. О большем и просить не приходится, и я вполне могу перед смертью сказать своему палачу правду.
— Нет у меня босса! — ехидно сообщила я. Вежливость была уже ни к чему. — Хочешь знать, почему я пахну и человеком, и вампиром? Потому что я такая и есть. Давным-давно моя мать встретилась с типом, который показался ей славным парнем. Он оказался вампиром и изнасиловал ее. Прошло пять месяцев — и появилась я. Раньше времени, но совершенно нормальная, если не считать полного набора мерзких способностей. Когда мама наконец рассказала мне об отце, я дала ей слово, что буду убивать всех вампиров, каких сумею найти, — в отместку за ее обиду. И чтобы ни с кем другим не случилось такой беды, как с ней. Она ведь с того раза боится выходить из дома! Я охотилась за нее, и единственное, о чем жалею сейчас, перед смертью, — что не прихватила с собой побольше таких, как ты!
Последние слова я почти выкрикнула, швырнула их ему в лицо. И зажмурилась, ожидая смертельного удара.
И ничего. Ни звука, ни удара, ни боли. Спустя минуту я приоткрыла глаза и в щелочку увидела, что он не сдвинулся с места. Он постукивал себя пальцем по подбородку и разглядывал меня с выражением, которого иначе как задумчивым не назовешь.
— Ну! — Голос у меня срывался от страха и отвращения. — Убивай же, ты, жалкий кровосос!
Он наградил меня насмешливым взглядом.
— Засранец, кровосос… Ты целуешь мамочку губками, которыми выговаривала такие слова?
— Не смей говорить о моей матери, убийца. Не таким, как ты, о ней говорить!
Губы у него дрогнули в улыбке.
— Разбитый горшок упрекает чайник, что он черен? Ты убивала у меня на глазах. К тому же, если верить твоим словам, ты такая же, как я.
Я замотала головой.
— Вовсе я не такая! Вы все — чудовища, охотитесь на невинных людей и думать не думаете о тех, чью жизнь погубили! А я убивала вампиров, которые на меня нападали, — им просто не повезло, что я оказалась наготове. Может, в моих жилах и течет немного их проклятой крови, но я, во всяком случае, пользуюсь этим, чтобы…
— Ох, да хватит уже, — бросил он устало, как будто ребенка отчитывал. — Ты всегда столько трещишь? Неудивительно, что парни норовили сразу вцепиться тебе в глотку. Не могу сказать, что осуждаю их.
Я онемела и только беззвучно разевала рот. Как будто мало было того, что он раньше вытворял, так теперь еще и это оскорбление. Надавал мне затрещин, так еще унизить хочет, прежде чем убить!
— Не хотела бы мешать тебе выражать сочувствие погибшим вампирам, но ты что-то не торопишься меня прикончить! — По-моему, это прозвучало отважно.