На пороге Белых Врат
Шрифт:
– Как не помнить: мне еще тогда пришлось здорово расстараться, чтоб охмурить сержанта: иначе б он ни в жизнь не поверил, что ты в том погребе искал сбежавшего щенка, а не наполнял бурдюки из бочонков.
– Так уж и пришлось: если мне не изменяет память, вы разошлись весьма довольные друг другом.
– Кому уж точно свезло, так это щенку: твой дядька, мир его праху, так до смерти и не дознался, что это не бадэйская гончая, а блохастый отпрыск дворянской породы... Кстати. Спасибо за пекрасные проводы: если серьезно, всегда мечтала
– Я надеялся, что тебе понравится.
– Суахим улыбнулся уголками губ.
– Фейерверк был виден издали. Я позаботился о том, чтобы повод узнали Чендер с приятелями; уж они-то растреплют по всей бухте. А слухи о том, что как прощальную жертву я затопил "Трепет", разойдутся и того дальше - думаю, этого вполне достаточно, чтобы каждый, кто сомневался в твоей смерти, с сегодняшнего дня уверился в ней.
– Я-то собиралась одолжить у тебя шлюпку и на выходе из Врат взять на абордаж какого-нибудь торговца.
– Алга покачала головой.
– Что-то внутри говорит мне, что такие подарки - это слишком... Но спасибо тебе еще раз; так, конечно, гораздо проще.
– Не слишком: в самый раз.
Толстощекий матрос явился с запечатанным кувшином и парой серебряных бокалов. Алга через амулет чувствовала его неуверенность - кому услужить первому: старому хозяину или новой, наемной госпоже? Когда-то этот малый был недурным корабельным коком, но буря уравняла его с пьяницей-рулевым и лентяем-капитаном - как и всю команду.
– Пока мастер над ветром на борту - он здесь старший, - приказала Алга, подмечая одновременно радость матроса и неудовольствие Суахима. Дхервы вокруг головы чародея сердито свистели, пока матрос откупоривал бутылку.
– К слову о том сержанте.
– Алга разглядывала чародея поверх бокала: Суахим пил маленькими долгими глотками, пытаясь прочувствовать вкус. Должно быть, теперь для него это было непросто, если вообще возможно.
– Он сейчас генерал-майор в Викене, и мне еще раз довелось мельком поболтать с ним: Далрей впутал его в свое предприятие.
– Далрей? А-а, припоминаю... Тот смешной парень, который клялся перегнать "Трепет", когда достроит свою чудовищную махину на пару, да? Мы, вроде как, с ним смертельные враги.
– Верно, Далрей Диг. Представь себе: он ее достроил. Она взорвалась, но он построил следующую, затем еще одну, и еще. Последний макет, который я видела, может приводить в движение лодку, хотя до "Трепета" ей пока, как блохе до гончей. Этот смешной парень не знает ничего в точности, но как-то пронюхал, что с тобой неладно. И горюет об этом едва ли не до слез. Для него невыносимо думать, что ты можешь и не увидеть его триумфа.
– Бедолага. А я его едва смог вспомнить. Позор на мои седины, да?
– Еще какой.
– Но пока существуют такие люди, как уважаемый господин Далрей - нам не о чем беспокоиться, Алга: мир будет стоять крепко, - Суахим пригубил вино.
– Долгой жизни этому чудаку. И счастливой.
– Мне всегда казалось, у нас впереди море времени... У нас у всех.
– Алга одним глотком осушила бокал, но ком в горле стал только больше.
– Прости меня. Прости, если сможешь.
– Лучше "Трепету" выйти за Врата до рассвета, - продолжил Суахим, как ни в чем не бывало.
– Раз уж ты поручила мне распоряжаться... Второй шлюп на воду!
Немертвые матросы засуетились у лебедки и крепежей. Шлюпув со спящим Мартисом поднялась, нависла над бортом и поползла к воде.
– Суахим.
– Что?
Он отшатнулся, когда Алга шагнула к нему, но она крепко обвила его шею, вдохнула всей грудью соленый, пахнущий смертью воздух, приникла к растрескавшимся, в черных шрамах, губам. На вкус они были, как пропитанная вином бумага. Алга закрыла глаза. Суахим обнимал ее бережно и мягко, будто боясь сломать, и отвернулся сразу, лишь только она позволила.
– Ну, и каково это?
– шепотом спросил он, нерешительно и в то же время нетерпеливо. Пахнущее вином дыхание чуть грело висок.
– Ничего особенного, Обнимающий Ветер, - соврала Алга, сдерживая слезы.
– Не слишком отличается от того, что было раньше.
– Что говорит камень Врат? Ты ведь плавала сегодня туда...
– Камень смеется, Суахим. Смеется - и ничего больше.
Он промолчал.
– Тот вопрос, который ты задал головастику Мартису. По-твоему, ради чего древние из века в век пытались пробраться за Врата?
– Не знаю, Алга. Может быть, их просто влекло море...
Суахим смотрел куда-то поверх ее плеча, и н сложно было догадаться, о чем он думает. Жизнь в пораженных бичом некромантов поддерживала почва - будь то суша или морское дно - где лежали отторгнутые части останков подвластных им немертвых. Болезнь уже развилась слишком сильно, чтобы Суахим Тарнак мог оставить Белую Бухту и добраться живым до Алракьера. Но искушение окончить жизнь на воде было велико.
– Почему ты не уехал, не попытался спасти себя, пока еще мог? Почему за столько лет сам не написал мне ни строчки? И как только небо терпит таких гордецов!
– Алга гладила ладонями его широкую спину, чувствуя через ткань незаживающие раны. Где-то во тьме скрывался берег, неухоженный, но уютный дом. Алракьер мог подождать. Мог. Год, два года? Если судить здраво, два мучительных для обоих года, но по сравнение с минутой - вечность...
– Береги себя, Говорящая-с-Камнем.
Суахим вдруг коснулся на миг, ее губ, рывком отстранился - и в следующую секунду, перемахнув через борт, уже стоял в спущенной на воду шлюпке. Та едва покачнулась. Повинуясь последнему приказу чародея, толстощекий матрос сбросил в шлюпку отвязанный канат.
– Там, где рождается ветер -
Холодное солнце.
В поступи снежных собак
Скрип отпираемой двери,
Там, где холодное солнце.
Через долины и горы