На пороге Будущего
Шрифт:
— Неважно. Ваша прежняя жизнь была лишь тенью, ожиданием настоящего. Придя из тумана у Вечного камня, вы родились заново. То, что было раньше, уже не вернется. Теперь вы наша. Для народа вы значите столько же, сколько я.
— И поэтому мы должны пожениться?
— Да.
Он не счел нужным что-либо добавить к сказанному. Для него все было ясно и предрешено заранее, тем далеким предшественником, что первым догадался жениться на олуди. Это был обычай, освященный веками, а Евгения — третьей женщиной, пришедшей из неизвестной дали, чтобы украсить жизнь иантийцев и постель царя. Под его страстным взглядом все ее вопросы и сомнения показались вдруг мелкими, лишенными смысла, достойными лишь презрения. В эту минуту она впервые по-настоящему поверила, что ее будущее связано с этим миром. Она крепко сжала руку Халена, словно пытаясь придать себе еще большей уверенности. Ей было грустно и страшно. Но в то же время больше всего на свете она желала, чтобы этот сильный мужчина прикоснулся к ней. Она представила,
— Я согласна стать вашей женой, Хален Фарад, царь иантийский, — сказала она, и эти слова не показались ей чересчур пышными, но достойными торжественности момента. — Скажите мне лишь…
Он вдруг преклонил колено прямо на сыром камне и поднес к губам ее руку. Сомнения, вопросы — этим все было решено. Евгения хотела спросить, что значит быть его женой и царицей, будет ли он любить и уважать ее. Увидев гордого царя у своих ног, она поняла, что все это не требует ответа.
Громкие крики и хлопки в ладоши показали, что свита все поняла. Все тут же окружили Халена и Евгению. Некоторые встали прямо на размокшую землю. Они смеялись, и поздравляли обоих, и желали им счастья.
— Подождите, друзья мои, — улыбнулся Хален. — Теперь нам надо определиться с днем свадьбы. О многом придется подумать!
Он распорядился позвать Ханияра и Махмели и предложил Евгении пройти в дом, чтобы обсудить предстоящее торжество.
В кабинете над Большим залом в ожидании стариков они перекусили. Когда они допивали второй бокал душистого белого вина, одновременно появились оба приглашенных.
Ханияр пришел прямо из храма, после какого-то обряда, и выглядел очень торжественно в своих белых одеждах, расшитых красным и желтым шелком. Увидев его, Евгения еще раз внутренне пожала плечами. Она пока не могла понять и примириться с этим: в Ианте не знали ни Бога, ни богов, подобных земным языческим богам. Были древние легенды, героические мифы, сказки, приметы, предрассудки. Были храмы, в которых проводились обряды, но эти ритуалы не имели отношения к поклонению божествам. Жертвы здесь приносились не идолам. Иантийцы верили в жаркое летнее солнце и благодатные зимние дожди, в плодородие земли и богатство океана. Они верили, что небом и землей управляют духи — слуги двух стихий. Обитатели верхнего мира дарят человеку душу и помогают на протяжении жизни сохранять ее в чистоте. А духи земли отвечают за ее плодородие и физическое здоровье людей. Иантийцы верили, что их земля — самая щедрая на дары, а их царь — самый сильный и умный человек в мире. И этого им было достаточно. По ночам они поднимали глаза к небу, украшенному россыпью далеких звезд, и его молчаливая красота вызывала в них не благоговейный восторг, а желание петь и танцевать. Они любили солнце и сочиняли в его честь гимны, но им давно уже не приходило в голову приносить ему кровавые жертвы. Для того, чтобы ощутить свою значимость, им вполне хватало своей трехтысячелетней истории, и Евгения пока еще не видела, не осознала, в чем искали и находили себя их духовность, стремление к свету, кроме вознесения молитв абстрактным небесным духам. Быть может, она пришла сюда затем, чтобы показать этим людям Бога? Парадоксально, но она, никогда не верившая в него, не интересовавшаяся религией, теперь чувствовала себя оскорбленной и ограбленной. Ей казалось невероятным, что можно жить в мире, в котором нет ни развитых технологий, ни веры в высшее существо, руководящее каждым из людей.
Глядя на высокого, сухопарого, седого как снег Ханияра Ранишади, Евгения в очередной раз усомнилась в реальности происходящего. Где она находится? Что это — далекое прошлое, параллельный мир, другая планета? Белые одежды священника были украшены вышивкой. При взгляде на знакомые солярные знаки Евгении пришла в голову новая мысль. Быть может, это выдуманный мир, описанный каким-нибудь земным романистом? Это объясняет, почему она, главная героиня, оказалась сразу в царском дворце и сразу царицей. Такая удача — непременный атрибут литературы подобного сорта; в настоящей жизни вероятность подобного крайне мала, ведь на одного царя приходятся тысячи простых смертных. Суровая реальность выкинула бы ее посреди городской толпы или где-нибудь у деревенского колодца. Правители достаются лишь сказочным принцессам…
Настойчивое покашливание Махмели заставило Евгению вернуться на землю. Распорядитель дворца уже дважды поклонился ей, но в ответ получал лишь отсутствующий взгляд. Улыбнувшись, девушка с легким поклоном прижала руку к груди.
— Приветствую вас, господа. Пусть будет удачен для вас этот день. Простите мне мою рассеянность. Мне кажется, сегодня я имею на нее право…
В общении с местными тузами Евгения беззастенчиво пользовалась формулами, вычитанными в сказках «Тысячи и одной ночи»: употребляла по-восточному пышные приветствия и пожелания и легко выдумывала свои, еще более торжественные. Они в ответ прониклись восхищением. Евгения не знала, какой она предстала в их глазах, и не догадывалась, что один лишь ее вид вызывает в их сердцах успокоительно-радостное чувство оправданных ожиданий. Она выглядела как уроженка этих мест: загорелая и темноволосая, — но была выше и сильнее местных женщин. Ее свободные
Махмели был крупный рыжебородый мужчина лет пятидесяти, полный сознания собственной значимости, которое с трудом уживалось с вынужденной подвижностью. Распорядитель — это тот, на ком держится весь замок. Он управляет сотней слуг, согласует все встречи царя, организует все мероприятия. Нити общественной жизни сходятся к его рукам. Эти руки и сейчас держали толстую тетрадь с привязанным к корешку карандашом. Поблагодарив госпожу за доброе пожелание, Махмели раскрыл свой талмуд и выжидательно обратил глаза к Халену.
— Господа, я позвал вас, чтобы объявить: госпожа Евгения приняла мое предложение, согласилась стать моей женой, — выслушав все приличествующие случаю поздравления, Хален обратился к священнику. — Я плохо помню традиции. Возможно, свадьба с олуди требует каких-то особых ритуалов?
Руки служителя культа были свободны — все свои знания старик держал в голове. Из-под кустистых белых бровей на Евгению пытливо смотрели его глаза.
— Свадьба должна быть особенно богатой. Это, пожалуй, единственная необходимость, — сказал он. — Позже я побеседую с госпожой Евгенией. Если я не сделал этого раньше, то лишь потому, что за прошедшее время она уже неоднократно доказала свою царственную природу олуди, и я не видел причин смущать ее своими вопросами. Теперь, думаю, нам стоит обсудить кое-что. Полагаю, вы сможете уделить мне время после окончания совета, моя госпожа?
Ханияра смущала преувеличенная тревога, с которой смотрела на него девушка. Он не догадывался, что за гримасой она прячет истерический смех. Царственная природа! Кто же мог быть создателем такого гротеска?! Евгения с трудом подавила желание сейчас же, сию минуту сделать что-то неожиданное, непристойное — сплясать канкан на столе, выброситься в окно — что угодно, лишь бы разрушить эти чары. Нет, этого не может быть, это сон.
Почувствовав ее напряжение, Хален накрыл своей рукой ее судорожно сцепленные пальцы. От прикосновения горячей ладони Евгении стало почти больно, такая она была тяжелая, живая! Он весь был — настоящий, этот загорелый до черноты мужчина, прямой как копье, быстрый как стрела, со своими длинными ресницами, изящно вырезанными губами и черной щетиной, упрямо прорезавшейся на подбородке. Его тепло и запах манили ее как магнит. Она чувствовала, как тело само льнет к нему, и ей то и дело приходилось выпрямлять спину, иначе она упала бы в его объятья. Ни один мужчина прежде не вызывал в ней такого жара. Да и были ли раньше рядом с ней мужчины? Одноклассники, учителя, друзья отца, знакомые по клубам — все они не стоили мизинца Халена. Пусть этот мир выдумка, но Хален — настоящий, иначе не может быть.
— Давайте определимся с днем свадьбы, — предложила она.
Махмели листал свою книгу, бормоча что-то под нос.
— Некоторые провинции уже прислали мне опись подарков, они будут готовы месяца через два-три. Если будем устраивать городские обеды и раздавать вино и пищу, понадобится не меньше трех месяцев на организацию. Столько же нужно для подготовки большого пира в замке. Приданым для госпожи Евгении занимаются двадцать швей и вышивальщиц и пять ювелиров. Они могут и полгода провозиться, если их не поторопить. Свадебное платье будут шить не меньше двух месяцев, а ваш наряд, господин, потребует еще больше времени.
— Опись подарков? Что это? — спросила Евгения.
— Каждая провинция готовит подарок царю и царице на день свадьбы. Для губернаторов это возможность проявить себя, какая больше может и не представиться, поэтому они стараются изо всех сил, — объяснил Махмели. — Иногда доходит до абсурда. Помнится, на свадьбу ваших родителей, государь, Дафар прислал десять бочек живой рыбы из горных рек, и это в разгар летнего пекла; пришлось раздать горожанам, пока не испортилась. А хадаряне преподнесли настенную мозаику в пол-тсана длиной. Во всей Киаре такой стены не найти, разве что на крепостную наклеить. Она так и хранится где-то на складах.