На пороге «оранжевой» революции
Шрифт:
Эта работа длилась до самого момента выборов 23 октября 2004 г. 5 октября в Вашингтоне начался круглый стол «Путь Украины к зрелой национальной державности», в работе которого приняли участие Кондолиза Райс, Дж. Хербст (посол на Украине), Стивен Пайфер, несколько десятков украинских народных депутатов. 21-22 октября на Украине «с частным визитом» находился бывший советник президента США по вопросам национальной безопасности, бывший Государственный секретарь США Генри Киссинджер. Все это персоны высшего ранга.
И на самой Украине, и среди российских политологов выборы 2004 г. так и воспринимались – по выражению А.Бузгалина, как «столкновение проамериканского Запада Украины, поддерживаемого деньгами и специалистами Европейского Союза и США, и пророссийского
Выборы на Украине: общий фон. Украина состоит из двух частей, культурные традиции и этнический состав которых существенно различаются. Север и Центр Украины составляют территорию собственно Малороссии – земель, постепенно отходивших от Польши к России с 1654 г., со времён Богдана Хмельницкого. В основном аграрная западная часть (Галиция, Волынь, Буковина и Закарпатье) – веками жила на землях, в которых правили Польша и Австрия (кроме Волыни, отошедшей к России в конце XVIII века; Буковиной же в определённые периоды владели и Венгрия с Турцией). Это земли, не входившие в СССР до 1939 г. На западе Украины, прежде всего, в Галиции и Волыни, – центр украинского национализма. Индустриальные восточная и южная части Украины – земли, никогда не находившиеся под властью Польши. Это либо Слобожанщина (до Богдана Хмельницкого – приграничная лесостепная территория русского государства, на которой селились украинские беженцы от польских притеснений), либо территория Запорожской Сечи, либо Донбасс и Новороссия – южная часть нынешней Украины, отвоёванная Россией у Турции и Крымского ханства. В городах Востока и Юга Украины, заселённых в один и тот же исторический период выходцами из Великороссии и Малороссии, говорят на русском языке, а в сёлах встречается и русская, и украинская речь.
Поскольку этот фактор сыграл важную роль в «оранжевой» революции, полезно сделать небольшой экскурс в историю украинского национализма. В столетнем холодно-горячем геополитическом противостоянии Запада с Россией важную роль играло и играет политизированное этническое самосознание части населения Украины. В его формировании и «боевом» использовании можно выделить две больших программы – начала и конца ХХ века. «Оранжевая» революция во многом опиралась на результаты обеих этих программ.
О программе начала ХХ века пишет в книге «Происхождение украинского сепаратизма» (Нью-Йорк, 1966) русский историк-эмигрант Н.И. Ульянов. Книга эта посвящена той роли, которую сыграли в формировании этого сепаратизма правящие круги Польши и Австро-Венгрии, а также либерально-демократическая столичная интеллигенция России, видевшая в украинском сепаратизме орудие борьбы с монархическим строем. Вкратце ее главные положения сводятся к следующему126.
В конце ХIХ века Галицию, которая была провинцией Австро-Венгрии, стали называть украинским Пьемонтом, намекая на роль Сардинского королевства в национально-освободительной борьбе в Италии. В Галиции народность русинов (или рутенов, как их называли австрийцы) насчитывала около двух миллионов человек, которые жили вперемешку с поляками. Национальное самосознание русинов было неразвито, и от полонизации их спасал церковнославянский язык, на котором служила униатская церковь и который постоянно напоминал о едином русском культурном корне.
В самой Галиции «ни народ, ни власти слыхом не слыхивали про Украину. Именовать ее так начала кучка интеллигентов в конце ХIХ века». Впервые термин «украинский» был употреблен в письме императора Франца-Иосифа 5 июня 1912 г. В 1915 г. австрийскому правительству был вручен «Меморандум о необходимости исключительного употребления названия „украинец“. Правительство, однако, энтузиазма в этом не проявило.
Национальное пробуждение русинов произошло, вопреки всем ожиданиям, на русской культурной почве, местная интеллигенция даже отказалась от разработки местного наречия и в реальном выборе между польским и русским языком обратилась к русскому литературному языку, на котором и стали издаваться газеты. Вокруг них образовался кружок москвофилов, во Львове возникло литературное общество им. Пушкина, началась пропаганда объединения Галиции с Россией (русофилов называли «объединителями»). По словам лидера украинских «самостийников» и предводителя украинского масонства Грушевского, москвофильство «охватило почти всю тогдашнюю интеллигенцию Галиции, Буковины и Закарпатской Украины». Перелом произошел в ходе Первой мировой войны, когда москвофилы были разгромлены и верх стало брать антирусское меньшинство.
Как пишет Ульянов, за этим стоял польский план, позволявший не только прервать опасный для Польши процесс сближения Галиции с Россией, но и использовать ее как орудие отторжения Украиня от России. Венское правительство этот план поддержало, а после 1918 г. Галиция перешла под власть Польши. Пропаганда галицийских панукраинцев были очень интенсивной, после включения Западной Украины в состав Украинской ССР она переместилась в эмиграцию. Публикации их изданий, которые цитирует Ульянов, наполнены крайней, из ряда вон выходящей русофобией127.
Однако, по мнению Ульянова, не менее важную роль сыграла поддержка антирусского движения в Галиции со стороны российской интеллигенции, начиная с Н.Г.Чернышевского. Сам факт издания русинских газет на русском языке они считали «реакционным» – они требовали, чтобы эти газеты выходили на малороссийском языке. «Либералы, такие как Мордовцев в „СПБургских ведомостях“, Пыпин в Вестнике Европы, защищали этот язык и все самостийничество больше, чем сами сепаратисты. „Вестник Европы“ выглядел украинофильским журналом», – пишет Ульянов. Грушевский печатал в Петербурге свои политические этнические мифы, нередко совершенно фантастические, но виднейшие историки из Императорской Академии наук делали вид, что не замечают их.
Ульянов пишет: «Допустить, чтобы ученые не замечали их лжи, невозможно. Существовал неписаный закон, по которому за самостийниками признавалось право на ложь. Разоблачать их считалось признаком плохого тона, делом „реакционным“, за которое человек рисковал получить звание „ученого-жандарма“ или „генерала от истории“. Как заметил Ульянов, тесными были и личные связи: „В эмиграции до сих пор живут москвичи, тепло вспоминающие „Симона Васильевича“ (Петлюру), издававшего в Москве перед Первой мировой войной самостийническую газету. Главными ее читателями и почитателями были русские интеллигенты“.
Общий вывод Ульянова сводится к тому, что в начале ХХ века украинский национализм был авантюрой: «Не имея за собой и одного процента населения и интеллигенции страны, он выдвинул программу отмежевания от русской культуры вразрез со всеобщим желанием… Русская радикальная интеллигенция никогда не замечала его реакционности. Она автоматически подводила его под категорию „прогрессивных“ явлений, позволив красоваться в числе „национально-освободительных“ движений. Сейчас он держится исключительно благодаря утопической политике большевиков и тех стран, которые видят в нем средство для расчленения России».
Видимо, критику в адрес советской власти в этом надо признать справедливой, хотя предложить эффективное противодействие «политике тех стран, которые видели в национализме средство для расчленения России», вовсе не просто. Советское руководство в 60-80-е годы было не на высоте таких задач.
Во время перестройки сотворение новой украинской нации, отколовшейся от России и даже враждебной ей, продолжилось с повышенной интенсивностью. «Оранжевая» революция стала и промежуточным результатом, и этапом в выполнении этой программы. И цели, и политические требования этой программы были хорошо известны. Выполняя эти требования, Л.Кучма еще в бытность президентом выпустил книгу «Украина не Россия» (2003). В ней он признает: «Процессы консолидации украинской нации пока еще далеки от завершения». На какой же основе и в каком направлении ведутся эти процессы?