На пороге Тьмы
Шрифт:
– А твой аэродром?
– Уже отбирают. Тут это вежливо делают, тебя же командовать оставляют, и снабжение налаживают, мол, что тебе возиться? Но все же это уже не твое, не понравишься…
– И?
– Ножкой под попку, и гуляй, Настя. Обращайся в отдел трудоустройства.
– А в Сальцево?
– В Сальцево не так, разве что конкуренты разорвут.
– А Администрация местная где живет?
– На Октябрьской, там в свое время для таких дом построили, «обкомовский», туда и заселились. Говорят, что квартиры даже с комнатами под прислугу, охрана, закрытый
– Даже так? – чуть удивился я, привыкнув к тому, что у нас ученых разве что к дворникам не приравняли.
– Он здесь давно, приложил руку к созданию вообще всей структуры города. Соответственно и статус, поэтому и коллеги не подсиживают, бесполезно, он там царь и бог. Хотя дядька неплохой, хоть и нагловатый.
– Приставал?
– Ко мне все пристают, – засмеялась она и похлопала себя по бедру. – Без «парабеллума» никуда, сам видишь.
– Приходилось применять?
– Против приставателей? – уточнила она.
– Ну да.
– Стрелять – нет, а наставлять пару раз наставляла, подействовало.
Тут принесли отбивные, в очередной раз прервав разговор.
* * *
– Ну что, кавалер, везешь меня домой? – спросила Настя после того, как мы вышли из трактира, просидев на удивление долго.
Совсем не опьянеть не получилось, разговор тек легко, было тепло и уютно, так что мы не только отобедали, а заодно и отужинали. Когда выходили, трактир наполнился уже вечерними посетителями.
– Везу, даже не надейся, что откажусь, – сказал я, сгибая руку в локте и как бы предлагая взяться под нее.
Настя сразу просунула туда свою и мы действительно образовали пару , то есть мужчину и женщину, идущих под ручку. Особой идиллии на грязной улице из этого не получилось, надо было лужи обходить и перепрыгивать, и следить чтобы в совсем глубокую грязь не влезть, но все же символизм произошедшего был для меня ценен сам по себе, как долго бы такая благодать не длилась.
Когда усаживал Настю в коляску «харлея», подумал, что надо бы действительно с Федькой за машинами скататься. Если у меня женщина появилась, то катать ее надо хотя бы в чем-то, от чего на нее грязь не летит, ну и что у меня начальство не отберет за неправомерное использование. Не думаю, что тот же ответственный за «подвижный состав» Василь Иваныч отнесется с одобрением к факту, что я забрал служебный мотоцикл из гаража и раскатываю на нем по своим личным делам, хоть и называю их «тренировкой». Прав Федька, прав, машина нужна, хотя бы девушку катать.
– На Урицкого? – на всякий случай спросил я.
– Ну да, куда в тот раз подвозили. Помнишь хоть?
– Помню конечно.
Уже стемнело, так что начал оглядываться по сторонам, такая привычка успела появиться. Уличных фонарей здесь не было, зато были над каждым подъездом. На Советской так еще и людно было пока, хотя народ все больше кучковался или у кабачков, или магазинчиков, но просто так особо не ходили. Зато ездило немало машин, иногда попадались целые грузовики с большими веселыми компаниями в кузовах.
Странное ощущение, когда смотришь на все это вокруг. Старые дома, старые машины, все старое, а люди в эту картину не вписываются. Ну в ту ее версию, которую мы умеем себе представить. Люди новые, из двухтысячного, и они тут как инопланетяне. Вот как я например, до сих пр глазами хлопаю с недоумением.
– А как вообще народ из кабаков по темноте расходится? – спросил я, удивившись сам себе, что не поинтересовался этим раньше.
– Такси берут. Видишь зеленый фонарик над хинкальной светится? – указала она вперед, мы как раз приближались к одному из заведений Шалвы.
– Вижу, и что?
– Это значит, что там есть клиент на довоз до дома.
– А чего тут за такси, я вроде и не видел… – озадачился я.
– Видел, просто не понял, – усмехнулась Настя. – Грузовички катаются крытые в основном. Полуторки чаще.
– Это у которых кабина в желтый цвет крашена?
– Они самые, – подтвердила она. – Эту компанию один дядька открыл, Фоменко фамилия. Сначала всерьез не принимали, а потом выяснилось, что отлично зарабатывают, людям-то в кабаке посидеть охота или в гостях. В общем, в прошлом году ее национализировали, мол пусть в городской бюджет работает, Фоменко директором поставили. Но он гараж поджег и уехал в Сальцево.
– Прорвался?
– Он какую-то замедленную бомбу заложил, сначала уехал, потом полыхнуло. Теперь там какую-то транспортную компанию открыл.
– А Администрация?
– Наши предъявили какие-то претензии, но их оттуда послали прямым текстом. На этом и затихло. Кто Фоменко видел, говорят, что теперь с охраной ездит.
– Есть причины? – спросил я.
– Ну, слухи всякие ходят, – сказала Настя уклончиво. – Мысль про «длинную руку» старательно внушают. Да и вообще какие-то странные дела время от времени происходят, но тоже все на уровне пересудов.
Я только хмыкнул. Верилось как-то легко, насколько я успел разобраться в общественном устройстве общества. Судить, правильно оно или нет, пока не могу, мало здесь времени провел, но вот в такие истории уже верю.
Улица Урицкого была исключительно жилой, поэтому пустой. Лишь на крыльце какого-то дома в световом пятне курили трое вооруженных мужчин, и над другими подъездами светили фонари.
Чем действительность Отстойника отличалась от той, в которой жил я – здесь строили по-другому. Если в моем слое подъезды даже в старых домах были в основном со двора, за исключением совсем уж древних, дореволюционных построек, то здесь они выходили на улицы, были именно «парадными», а двор обычно располагался сзади и в него выходила другая дверь. В этих дворах раньше, наверное, играли дети и сушилось белье, а сейчас стояли еще и многочисленные сарайчики, построенные из всякого хлама, впрочем и для песочниц с деревянными горками в отдельных дворах место оставалось.