На пороге войны
Шрифт:
Машины готовы, но над их совершенствованием еще работают конструкторы и технологи – они заранее готовят эти модели к массовому выпуску, и, когда они будут приняты к производству, никаких изменений не потребуется.
В те годы, правда, мы мечтать не могли о таком, нам ладо было спешить, и правильная организация производства вырастала в одну из сложнейших проблем. Вот тогда-то и выявлялись люди с талантом организаторов. Личным вмешательством, своей неуемной волей и энергией они устраняли недостатки и тянули производство вверх, заражая своим энтузиазмом и примером массы руководимых ими
Одним из таких крупных самородков-организаторов был Иван Алексеевич Лихачев. Он прекрасно знал не только автомобильное производство, все его нужды и слабые места, но он знал также, от чего и от кого зависит их устранение. Он знал все заводы, которые поставляют ему материалы и изделия, он, кажется, знал лично каждого, кто был связан с производством, планированием и финансированием своего завода.
К тому же Лихачев прекрасно разбирался в психологии людей.
– Если у нас что-то уже записано, то изменить это очень трудно, – объяснял он как-то мне, когда мы с ним поближе познакомились. – Попробуй что-нибудь поправить, даже явно ошибочно записанное, особенно если это связано со снижением какого-нибудь качественного показателя пли количества записанного в план, – у тебя ничего не выйдет. Поэтому надо не допускать таких ошибочных записей: исправлять их куда сложнее, нежели не допускать, – обучал он меня.
Когда составлялся производственный план автозавода, Иван Алексеевич шел к тем работникам наркомата и Госплана, которые рассматривали самые первые наметки плана. Он подробно доказывал им, почему необходимо согласиться с тем вариантом плана, который разработай заводом, и пытался доводами, основанными на фактах и большом жизненном опыте, склонить их согласиться с предложением завода.
Если для автомобильного завода нужны были какие-то материалы или оборудование, то он шел к тем, кто их производил и опять-таки силой своей логики и образностью своего лексикона, пытался склонить своего собеседника на свою сторону, и чаще всего добивался помощи.
Однажды я получил его письмо, в котором он просил ускорить отправку труб для автомобильных полуосей. Письмо было, видимо, подготовлено кем-то из работников отдела снабжения завода и состояло из трафаретных слов: «Прошу вас ускорить отправку…» Но и этому формальному документу Лихачев придал свое особое звучание. Перед словом «прошу» он синим карандашом, которым подписал письмо, добавил: «очень». И это «очень», помню, меня тогда тронуло, и я. когда давал указание принять необходимые меры к отправке, еще позвонил на Северный завод, где эти трубы изготовлялись, и сказал директору завода, чтобы он лично проследил за отправкой, добавив при этом:
– Лихачев очень просит об этом.
Лихачева можно было встретить и в кабинете парткома, и в кабинете начальника отдела, и у отдельных исполнителей, и на заводах-поставщиках. Фраза «Выручай, браток» была его паролем. Она открывала ему доступ даже к сердцам суровых людей. Лихачев безошибочно определял то главное, от чего зависит успех того или иного производства. И в поисках решения он буквально ловил каждое умное предложение, докапывался до мельчайших деталей, а найдя выход, предлагал свою энергию для реализации.
Он знал сотни людей
Я часто видел Лихачева у Тевосяна, когда Тевосян был еще управлявшим трестом «Спецсталь». Все работники треста знали – раз Лихачев у Тевосяна – значит, на автомобильном заводе нет листа.
– А что же все-таки сдерживает производство листовой стали? – допытывался он у Тевосяна. – Может быть, мы чем-нибудь сможем помочь?
– Да чем ты нам поможешь, – отвечал Тевосян, – листопрокатные станы работают круглосуточно на полную мощность. Сколько они могут прокатать листа, подсчитать легко. Здесь все резервы давно использованы.
– Ну, а если поехать на завод, да еще с народом поговорить? Хорошую премию дать. Мы могли бы для этого дела поднапрячься и несколько легковых машин сверх плана сделать. Я думаю, что Серго разрешит нам передать несколько автомобилей для премирования лучших заводских работников.
– Ты же знаешь, Иван Алексеевич, что все возможности для увеличения производства мы уже использовали. Надо новый листопрокатный цех строить. Это единственно реальная возможность увеличить производство листа.
– Так давай строить. Если нужно, давай вместе войдем в правительство с предложением о строительстве нового листопрокатного цеха.
– Мы уже вошли, и постановление о строительстве принято. На Запорожстали уже корпус начали строить. Оборудование даже заказано. Да ведь ты все это знаешь. Мы с тобой не первый раз об этом говорим.
– Лист нужен, – вздыхал Лихачев. – Места себе не нахожу, как только подумаю, что можем значительно больше машин изготовить и не используем наших возможностей. Дело, конечно, не в одном листе, но все остальные помехи мы можем устранить, а лист все это дело сдерживает. Может быть, все-таки можно что-то придумать? А?
У Лихачева сочетались способности великолепного организатора со способностями блестящего пропагандиста. Он так мог воздействовать на своего собеседника, так убедительно показать ему важность решаемых задач, что собеседник становился в конце концов его союзником.
Он умел располагать к себе людей так, что они раскрывали перед ним свои души. Поэтому, когда Лихачев что-то доказывал, его доводы были убедительны.
– Он знает, о чем говорит, – с восхищением восклицали те, кто слушал его доводы, его железную логику.
Однажды утром, только я начал рассматривать принесенную секретарем почту, а из буфета мне принесли на небольшом подносе завтрак – чай и бутерброды, накрытые белой накрахмаленной салфеткой, дверь в кабинет отворилась и ко мне с шумом вошли двое. Одного я сразу узнал, хотя и не был еще тогда с ним знаком – Иван Алексеевич Лихачев. Вторым оказался его заместитель. Оба, поздоровавшись со мной, сели. Лихачев сдернул салфетку с подноса, пододвинул поближе к себе принесенный мне завтрак и с аппетитом начал поглощать его.