На просторах тайги, у студёной реки. Сборник рассказов, эссе
Шрифт:
Ивакак понимал, что он давал обещание и, склонив голову, изрек, отвернувшись и не глядя на посланника:
– Пусть родит – скоро уже.
С тем и расстались.
На исходе зимы Нулик родила сына.
Едва Нулик оправилась от родов, Ивакак с тяжёлым сердцем взялся готовиться к обещанной поездке, надеясь убедить старейшин оставить Нулик и сына с ним.
Но ситуация стала развиваться совсем не так, как планировалось.
Муж Нулик, не поверив обещаниям, как только узнал о рождении ребёнка, примчался в стойбище Ивакака на собачьих упряжках в сопровождении трёх воинственных сородичей. Голодные
Услышав многоголосый собачий лай и сразу поняв, что это воинственные чукчи приехали забрать Нулик с сыном и наказать его самого, Ивакак успел приготовиться и, не ожидая милости, решительно встретил непрошенных гостей, ранив одного из них стрелой, пущенной из лука в ногу, еще на подъезде к стойбищу. Раненый завыл от боли и свалился с нарт. Чукчи замешкались и, спешившись, стали скрытно подбираться к стойбищу.
Ивакак вооружившись пальмой, ждал их в укрытии, а когда чукчи крадучись подобрались к яранге, метнул пальму по крутой дуге и пронзил одного из воинов насквозь через спину и грудь, пригвоздив к земле сверху-вниз так, что тело, дернувшись вслед пронзившему его тяжёлому копью, застыло в позе отчаяния и боли.
Из нападавших способных к бою остались двое.
Один из чукчей, пережив страшную смерть напарника, который ещё хрипел, нанизанный на копьё, потеряв остатки решимости, бросился бежать в тундру, а в стойбище остался только муж Нулик. Теперь он беспомощно метался, ища защиты от острого взгляда охотника, но поняв, что его не собираются убивать, кинулся в тундру вслед за убежавшим ранее чукчей к брошенным нартам и вскоре они умчались, озлоблённо покрикивая на собак.
Следовало спешно собираться в дорогу, о чём хлопотали все сородичи, так как была вероятность, что чукчи вернуться отомстить за гибель своего человека.
Смочив на морозе полозья нарт для лучшего скольжения, Ивакак приготовился к поездке.
На нартах была устроена уютная кибитка, в которую охотник посадил Нулик с сыном.
Укрытая снаружи и устланная изнутри шкурами, кибитка получилась теплой. В нарты Ивакак запряг собак, собрал самое ценное и они отправились в путь через заснеженные просторы тундры вдоль моря, изредка останавливаясь, чтобы поправить поклажу. На остановках Ивакак спешил посмотреть на дорогих ему людей и, откинув полог, наблюдал, как Нулик обнажённая до бедер весело кормит их сына, этакого щекастого и румяного богатыря, что вцепившись в грудь мамы, усердно сосал молоко. Нулик запрокидывала голову и звонко смеялась, - по всему было видно, что она счастлива.
Ивакак был горд и радовался возможности иметь семью, несколько огорчаясь от тревожной мысли о том, что их ждёт там, на далёком стойбище, и о том, что есть люди готовые отнять у него Нулик и сына.
На исходе третьего дня пути запуржило.
Буран гнал поземку с севера, сильный ветер и снег к ночи сделали дальнейший путь невозможным. Пришлось остановиться и ждать рассвета. Ветер всё усиливался и Ивакак взялся строить стену из снега, чтобы укрыть нарты с кибиткой от шквала. Выстроив стену из плотных кусков снега, Ивакак поставил в укрытие нарты и уложил собак, а сам улегся между ними на шкуры, выстеленные прямо
К утру буран улёгся, и взору Ивакака предстала снежная равнина, которая была по размеру сродни безграничному отчаянию от мысли, что он должен отказаться от своего ребенка и его матери. После всего пережитого стало понятно, что совершенно немыслимо отказаться от родных ему людей и Ивакак решил твёрдо отстаивать своё право на семью.
Приняв окончательно решение, Ивакак легко вздохнул и шагнул к нартам, открыл полог и увидел самую прекрасную из возможных сценок кочевой жизни, – Нулик обнаженная и сияющая кормила сына грудью. От Нулик шел божественный свет, – свет материнства, свет истины.
Увидев Ивакака в сиянии ворвавшегося в ярангу света, Нулик улыбнулась ему самой замечательной улыбкой и во взгляде, которым она посмотрела на отца её сына, было столько любви, что Ивакак уже совершенно без сомнений, быстро собрал поклажу и отправился в путь к стойбищу своего брата. Брат принял его радушно, и, узнав о последних событиях, обещал свою поддержку.
Вскоре всё разрешилось.
Претензии чукчей были отклонены старейшинами рода, а воевать за возвращение жены своего оскандалившегося неудачной самовольной вылазкой авторитетного сородича, чукчи не решились. На совете старейшин родов было решено: спор был честным и Ивакак из него вышел победителем.
Так и решилось: Нулик стала женой Ивакака.
Прожили они долгую жизнь вместе. После рождения сына Нулик еще родила охотнику дочь. Сын вырос и стал успешным охотником и хозяином, помощником старшего брата, переняв всё лучшее от отца.
Дочь выросла красавицей и еще совсем юной покинула дом Ивакака, став женой молодого охотника.
Теперь подрастают внуки, всё меняется, вот и Ивакак остался недавно без жены: тихо – как и жила, ушла в мир теней его Нулик. Это сильно повлияло на него. Стало понятно: цепляйся-не цепляйся, – жизнь на исходе и если оставаться мужчиной и охотником, то следует уйти.
Ивакак спустил на воду каяк и, не выпуская из рук наконечник боевой пальмы, отправился в свой последний поход, последнюю охоту теперь уже за собственной жизнью.
В сумерках каяк скользил между льдов, и плыть было легко и как-то беззаботно.
Когда ищешь смерти, она сама избегает встречи, и заботиться не о чем.
Тем не менее, прибрежные льды закончились, и открылась стена торосов, между которыми каяк скользил, как по лабиринту. Двигаться вперед стало невозможно, каяк качало на пологой волне и звук трущихся друг о друга льдин, и звонкая капель сопровождали эту качку.
Вода заполняла каяк и теперь уже борта чуть ли не черпали воду. Не ожидая медленного конца, Ивакак еще раз оглядел свой мир полярного охотника, ударил наконечником пальмы в борт каяка и решительно встал с поднятым над головой лезвием копья своего боевого и трудового оружия, с которым долгие годы он создавал, кормил и защищал свой род.
Каяк стремительно наполнился и стал погружаться в воду.
Скоро вода заполнила каяк до краев. Последнее, что он видел, – стену льда над собой, небо надо льдами и краешек далёкого берега родного побережья, где жили его родные, ради которых он жил и умер.