На просторах тайги, у студёной реки. Сборник рассказов, эссе
Шрифт:
Его встречали с музыкой, гремела гитара, пара девиц, одетых в цыганские броские наряды, озорно и зазывающе подмигивали, трясли цветастыми юбками, раскачивали бёдрами и грудями, подавали поднос с угощением. Федя выпил, его обняли и повели, потом налили еще….
«Пей до дна, пей до дна…», – это последнее, что помнил Фёдор.
Очнулся Федя от странного ощущения, как будто его кто-то пытался брить-скоблить тупой безопасной бритвой: на лице было мокро и липко, потом пахнуло смрадом псины. Федя сразу почувствовал озноб и жуткий холод – его колотила дрожь. Открыв с огромным трудом глаза, он увидел над собой
Собака, отметив, что человек очнулся, села на землю и горестно заскулила, огляделась, как бы выискивая того, кто может помочь безрассудному горемыке. Федя оглядел себя и отметил, что на нем только рубашка, изрядно испачканная, трусы и ботинки. Сумки, шляпы, пиджака и штанов не было. Не было и денег, так увесисто разместившихся утром в карманах и сумке. Где всё это и что с ним было, Фёдор не помнил совершенно.
Псина, которая теперь сидела и внимательно рассматривала Федю, выглядела странно. Огромная лохматая голова каким-то образом уживалась с длинным тщедушным телом на кривых коротких ногах. Впечатлении о псе завершал безнадёжно обвисший хвост и невероятно грустные слезливые глаза.
Фёдор подался в сторону вокзала и, наткнувшись на зевающего у дверей сержанта милиции, попросил его увезти в представительство предприятия: сейчас хотелось одного – поскорее домой. Сержант, ни мало не удивившись, расспросил потерпевшего, вошёл в положение, нашёл для Фёдора старые штаны, брошенные кем-то за ненадобностью, и быстро организовал машину, но долго отказывался взять собаку, которую теперь Фёдор не отпускал из рук, повторяя раз за разом, что она его спасла. В итоге мученик предстал перед глазами начальства и, глядя с тоской в глаза представителю компании, попросился домой по-детски всхлипывая. Пёс поддакнул, легонько тявкнув и лизнув в знак поощрения руку хозяина. Начальник, видевший всякое, скривился, махнул рукой и определил явиться завтра на вертолётную площадку.
На следующий день на вертолёте, заказанного экспедицией для заброски геологического отряда в тайгу, Федя прибыл в поселок.
В посёлке не удивились прибытию Фёдора, и только местные собаки недружелюбно приняли прибывшую псину, так что пришлось нескладёныша нести на руках – благо руки были не заняты. Так и пришёл Федя к своему домишке в обнимку с собакой, – теплой душой, для которой его жизнь была небезразлична.
Изведав собачьего гостеприимства, Пёс теперь не выходил из двора, а только выставлял из приоткрытых ворот и калитки свою огромную лохматую голову, и этого было достаточно. По посёлку прошёл слух, что привёз Фёдор то ли кавказца, то ли какую иную дикую огромную псину.
Но отпуск продолжался и, заняв денег у горняцкой братвы, зажили было, но в сельмаге повстречал Федя старого приятеля охотоведа, который узнав, что Фёдор не при делах, позвал его поработать на заимке. Делов-то – поправить заимку, крышу починить, дров заготовить, с капканами да ловушками разобраться. А зимой, если хочешь, давай поработай на охоте, людей, мол, не хватает, а зверья нынче ожидается много.
Фёдор, намаявшись уже без дела, согласился и на другой день уже по реке на лодке добрался до заимки, где с псом разместился в ветхом
Руки дело знали, дело спорилось, и скоро дом приобрёл вполне жилое состояние.
Как-то Фёдор собрался половить хариуса в ближней протоке и отправился налегке. Собака, освоившись уже в тайге, молча следовала за ним. Федор удил увлечённо вечно голодных рыб и снимая очередного красавца с крючка, разглядел на другом берегу реки медведя. Медведь, учуяв человека, встал на задние лапы и, покачавшись из стороны в сторону, решительно опустился на четвереньки и направился через реку к Фёдору. Стало тревожно. Медведь, казалось, был настроен решительно. Убегать? Уже поздно. Фёдор знал, что от косолапого в тайге не убежишь.
И тут, мирно спавший под кустом пёс, учуяв неладное, шмыгнул по высокой траве к берегу и, выставив из травы свою огромную голову с лопухами-ушами на голове, уставился на бредущего через реку медведя.
– Ть-рр-гаф! – визгливым противным голосом заявил о себе пёс, объявив еще дважды своё собачье отрицание медвежьей агрессии.
Медведь, покрутил головой, выискивая обладателя столь противного лая и увидев в траве голову пса, остановился и крепко задумался: что-то в его лохматой дикой голове не сложилось и косолапый презрительно фыркнув, рванулся вскачь по воде и далее назад в чащу леса.
– Ну, ты брат, даёшь! Спас! Спас меня снова, – тискал пса на берегу Фёдор, настолько остолбенев от пережитого, что не мог стоять и сидел теперь, обхватив голову своего спасителя.
Пришла зима, заголубели дали.
Фёдор, надышавшись воздухом тайги, решился провести зиму на заимке, занимаясь охотой.
Взяв в аренду у охотоведа добрую лайку Елизаветку, весёлую выученную охотницу, светло-палевого окраса с замечательным хвостом-калачом, отправился Фёдор по реке на лыжах к заимке, благо, что основной груз еще по осени завезли на лодке. Встал вопрос, а как быть с Псом, которому и имя как-то не приставало. Бежать по снегу он не мог, в отличие от Лизки, поэтому пришлось несуразную псину тащить в рюкзаке.
Так и шли три десятка километров по реке.
Фёдор на лыжах едва скользил, утаптывая глубокий снег с двумя рюкзаками: в одном, что был на груди, была снедь всякая и припасы, а во втором, что висел на спине, сидел Пёс и крутил головой, то и дело, стараясь лизнуть хозяина в заиндевелую щеку.
Лизка носилась окрест, оглашая лес от собачьего восторга звонким лаем при виде какой-либо живности.
Двигаясь по реке, Фёдор вспомнил напутствия хозяина Лизки, который сразу поинтересовался, а куда он денет своего Пса, с кем своего нелепого Пса оставит.
– Так с собой возьму, – невозмутимо ответил Фёдор, чем вызвал настороженность со стороны хозяина лайки.
– Блин, так он у тебя кобель? А если огуляет Лизку по-весне? Это кого она мне народит? Крокодильчиков мохнатых? Так, брат Федя, до января у тебя моя собачка, а потом домой её отправляй. Мне такие родственники не нужны, – закончил монолог взволнованный охотник.
– Ладно, до января, так до января, – ответил спокойно Фёдор.
Пришли на заимку и начались охотничьи будни. Петли, ловушки, приманки, выслеживание зверя по следу. Дела пошли неплохо. Лизавета сноровисто отрабатывала свой хлеб, загоняя на дерево то белку, то соболька.