На пути к психологии практического мышления
Шрифт:
Перечень факторов, влияющих на процесс понимания, можно было бы продолжить, останавливаясь на других особенностях элементов нашей схемы или рассматривая их во взаимосвязи. Мы, однако, остановимся лишь на некоторых из них.
I. Описание будет различным и в разной степени трудным для понимания в зависимости от того, что является объектом коммуникации. В самом деле, «понимание возникает, – отмечают Г. Гибш и М. Форверг, – как следствие одинаково мыслимых отношений ситуации» (Гибш, Форверг, 1972). Одинаково мыслимые отношения ситуации могут быть достигнуты, если каждому из общающихся субъектов будут доступны три элемента «знаковой ситуации» (Ветров, 1968)
1. Таким образом, если объект общения таков, что он находится вне нас, вне общающихся, может быть непосредственно отражен нашими органами чувств, то оказывается наиболее простым материалом для передачи в речи, легче всего понимается. Вещи, предметы, окружающие нас, многие их свойства, движения легко могут быть обозначены словом; непонятное в речи всегда может быть выяснено через ситуацию общения.
Понимание речи об объекте коммуникации такого типа может усложняться другими факторами. Так, в условиях современного производства нередки ситуации, когда речь должна весьма подробно и точно описать вещи, их свойства, движение. В таких случаях многозначность и неясность слов неожиданно вступают в противоречие с задачей общения. Описание объекта познания становится чрезвычайно затруднительным, понимание не достигается.
Но такие затруднения при коммуникации описываемого рода, как показало экспериментальное исследование, оказываются временными, преодолимыми. Постепенно в ходе общения нехватка слов компенсируется созданием новых терминов. Многозначность и неясность преодолеваются, при этом некоторым словам приписываются четкие, определенные значения, а в других случаях рабочим становится только одно какое-либо значение данного слова. Если сравнить значение с площадью круга, ограничивающего область применения слова, то в пределах решения данной задачи значение слова из круга превращается в точку.
Основой для создания специальной местной системы коммуникации является возможность адресоваться непосредственно к объекту коммуникации. Даже в тех экспериментальных сериях, где искусственно ограничивался список употребляемых слов, достигнуть объекта коммуникации помогает создание неречевых средств общения. Испытуемые голосом пытаются «смоделировать длину линии и ее характер», начинают активно использовать интонацию, характер движения испытуемых теперь используется для передачи информации («Я понимаю, где она затрудняется. В этом случае движения замедлены»).
2. В целом ряде случаев предмет нашей будущей речи познается только опосредствованно, так как недоступен нашим ощущениям и восприятию. Это, например, объекты микромира, разного рода абстракции, построения наук. Для понимания такой материал оказывается более трудным, так как базовым является все тот же материал, доступный нашему созерцанию части действительности, в то время как результатом понимания должна быть недоступная ощущениям, получаемая путем рассуждения сущность.
В простейшем случае общающихся связывал одинаково знакомый объект, стоящий за словом. Эта цепь удлиняется теперь за счет теоретических систем, рассуждений, так как именно эти рассуждения, воспроизводимые в ходе коммуникации или, скорее, одинаково известные общающимся, являются ключом к пониманию.
Отсюда ясно, что понимания не бывает, если субъект понимающий не знаком с элементами этих рассуждений. Понимание также затруднено, если в его личном опыте не окажется той первоначальной сущности, из которой в данном случае выводится, на базе которой строится предмет речи.
В
3. Новые трудности коммуникации возникают, если объектом описания оказываются наши чувства, переживания, наши ощущения – то, что находится внутри, не в равной мере доступно наблюдению общающихся. Очень близкий и понятный одному из партнеров общения, в тот же самый момент он, как правило, совершенно недоступен другому. Вот почему слова, которые используются для обозначения такого рода объектов коммуникации, плохо понимаются. Очень часто субъект понимающий мыслит за словом несколько иное содержание, чем субъект говорящий, затрудняется установить определенно тот объект коммуникации, который имеет в виду субъект говорящий.
Обходной путь и в этом случае идет через общее, равнодоступное, объективное. Так, в принципе возможна ситуация, в которой общающиеся должны испытывать одинаковые чувства и обозначить их одинаково. Однако вследствие целого ряда понятных причин такого равенства не возникает, коммуникация чувств очень затруднена, а субъекту понимающему только кажется, что он «очень хорошо понимает» всего лишь потому, что у него есть такое же слово и стоящее за ним подобное содержание. Не случайно именно для передачи чувств, переживаний используется язык искусств – музыки, поэзии.
Желая пронаблюдать процесс передачи сообщения о чувствах, мы поставили испытуемых в условия, в которых они вынуждены были как-то описывать свои переживания, чувства, возникающие как реакция на прослушиваемую музыку. Испытуемые при этом описывали ситуации, в которых у партнеров коммуникации могут возникнуть аналогичные чувства («Радостное известие, когда вы уже устали и у вас нет сил радоваться», «Солнце светит, и воробьи чирикают, а я болею и не могу выскочить на улицу»). Иногда при этом испытуемые прямо говорили о чувствах, которые возникают в данной ситуации; в других же случаях ссылались на событие или состояние природы. В целом ряде случаев испытуемые просто называли различные свойства, качества («грустный танец», «что-то легкое и веселое»).
Те или иные чувства и эмоции вызываются какими-то обстоятельствами. Именно эта сторона – их происхождение – чаще всего используется как средство для коммуникации чувств. Вторая сторона – проявление чувств в поведении – для этих целей используется реже. Еще сложнее достигается понимание, если объект коммуникации – результат деятельности мысли, рассуждений, выведенных из субъективного, из эмоций и чувств.
4. Мы уже говорили, что описание действий обычно не встречает препятствий, легко понимается. Это верно, если речь идет об их внешней стороне. Как только мы захотим описать внутреннюю их сторону, так натолкнемся на значительные трудности, а именно это требуется при обучении в школе, в спорте, при трудовом обучении. Учитель в состоянии рассказать последовательность действий при решении задачи, но не находит слов для описания процесса поиска этого решения. Тренер может предложить спортсмену держать равновесие в байдарке, показать, как это получается у него самого. Но ему очень трудно описывать, как он это делает. Аналогичная трудность возникает в трудовом обучении, когда «описания нормативно-одобренного способа деятельности, даваемые инструктором ученику, – как отмечает В. Д. Шадриков, – ничего не говорят о деятельности отдельных мышечных групп. Инструктор «знает» чувственную основу их выполнения в той мере, в какой он владеет деятельностью. Это эти чувства замкнуты внутри, невыразимы словами» (Шадриков, 1974).