На пути к свадьбе
Шрифт:
– Люси, ты уверена, что хочешь всего этого?
Люси удивленно посмотрела на нее. Почему Гермиона спрашивает ее об этом? Именно в тот момент, когда ей очень хочется сбежать?
Люси сглотнула и попыталась расправить плечи.
– Да, – ответила она. – Да, конечно.
Гермиона промолчала. Но ее глаза – огромные зеленые глаза, сводившие с ума мужчин, – ответили за нее.
Люси снова сглотнула и отвернулась, не желая видеть то, что было в этих глазах.
И тут Гермиона
– Люси.
И все. Лишь «Люси».
Люси повернулась к ней. Ей хотелось спросить, что Гермиона имела в виду. Ей хотелось спросить, почему она произнесла ее имя так трагически. Но не спросила. Не смогла. И понадеялась, что Гермиона сама прочитает эти вопросы в ее глазах.
Гермиона погладила ее по щеке и грустно улыбнулась.
– В жизни не видела более печальной невесты.
Люси прикрыла глаза.
– Я не печальна. Я просто чувствую... Я чувствую себя так, будто прощаюсь.
Ее слова явно удивили Гермиону.
– С кем?
– С собой.
Да, она прощается с собой и с той, какой она могла бы стать.
Тут появился Ричард и взял ее за руку.
– Пора начинать.
Люси кивнула.
– Где твой букет? – спросила Гермиона и сама же ответила: – Ой, вот он. – Она взяла со столика букеты – свой и Люси – и подала один из них невесте. – Ты будешь счастлива, – прошептала она, целуя Люси в щеку. – Ты должна быть счастлива. Я просто не смирюсь, если ты не будешь счастлива.
У Люси задрожала нижняя губа.
– О Боже! – всплеснула руками Гермиона. – Я говорю уже совсем как ты. Видишь, как ты на меня влияешь?
Поцеловав подругу еще раз, она пошла в церковь.
– Теперь твоя очередь, – сказал Ричард.
– Сейчас, – проговорила Люси.
И вот... шаг сделан.
Она в церкви, идет по проходу. Вот она у алтаря, кивает священнику, смотрит на Хейзелби и в тысячный раз напоминает себе, что, несмотря... гм... несмотря на некоторые его пристрастия, которые ей абсолютно непонятны, из него получится вполне приемлемый муж.
А если бы она сказала «нет»?..
Но она не имеет права сказать «нет».
Краешком глаза она видит Гермиону. На ее лице безоблачная улыбка. Они с Ричардом приехали в Лондон два дня назад, счастливые и радостные. Они смеялись и поддразнивали друг друга, обсуждали, что нового появится в Феннсуорт-Эбби. Оранжерея, смеялись они. Они хотят построить оранжерею. И оборудовать детскую.
Разве Люси вправе отобрать у них все это? Разве она может низвергнуть их в жизнь, наполненную позором и нищетой?
Люси услышала, как Хейзелби ответил:
– Да.
Настала ее очередь.
– Согласна ли ты взять этого мужчину в законные мужья, жить с ним по закону Божьему в священном браке? Согласна ли ты слушаться его, помогать ему, любить и почитать его, быть с ним рядом в болезни и здравии; отринуть всех и прилепиться к нему, пока вас не разлучит смерть?
Люси изо всех сил старалась не думать о Грегори.
– Да.
Она дала согласие. И что? Она ничего такого не почувствовала. Она все та же Люси, только стоит перед огромной толпой народу и брат выдает ее замуж.
Священник вложил ее правую руку в правую руку Хейзелби, и тот громким, четким и уверенным голосом дал клятву верности.
Они разъединились, затем Люси взяла правую руку Хейзелби.
«Я, Люсинда Маргарет Кэтрин...»
– Я, Люсинда Маргарет Кэтрин...
«... беру тебя, Артур Фицуильям Джордж...»
– ...беру тебя, Артур Фицуильям Джордж...
Она говорила то, что требовалось. Она повторяла все за священником, слово в слово. Повторяла до тех пор, пока не настал момент поклясться Хейзелби в верности, пока...
Двери церкви распахнулись с грохотом.
Люси обернулась. Все обернулись.
Грегори!
Господи.
У него был вид сумасшедшего, он так тяжело дышал, что не мог говорить.
Пройдя вперед, он оперся на спинку скамьи, и Люсинда услышала его тихий шепот:
– Не надо.
У нее замерло сердце.
– Не делай этого.
Пальцы Люси разжались, и букет упал на пол. Она была не в силах шевелиться, не в силах говорить. Она молчала и стояла неподвижно, как статуя, а Грегори шел к ней, не замечая устремленных на него сотен взглядов.
– Не делай этого, – повторил он.
Царила гробовая тишина. Почему все молчат? Сейчас кто-нибудь обязательно бросится вперед, схватит Грегори за руку и вытолкает его прочь...
Но никто этого не сделал. Потому что разворачивался спектакль. Это был театр, и никто не желал пропустить конец действия.
А потом...
Перед алтарем.
Перед алтарем, на глазах у всех, Грегори остановился.
Он остановился. И сказал:
– Я люблю тебя.
Стоявшая рядом Гермиона пробормотала:
– Боже мой!
Люси хотелось плакать.
– Я люблю тебя, – повторил Грегори и, не сводя глаз с ее лица, пошел вперед. – Не делай этого, – сказал он, подходя почти вплотную. – Не выходи за него.
– Грегори, – прошептала Люси, – зачем ты так?
– Я люблю тебя, – ответил он, и другого объяснения у него не было.
У Люси сдавило горло. Слезы обожгли глаза. Все ее тело напряглось как струна. Она застыла. Казалось, достаточно малейшего дуновения ветерка, малейшего выдоха, и она упадет. Она могла думать только об одном – зачем?