На пути к сверхобществу (Части 4-7)
Шрифт:
В текстах на социальные темы, включая относящиеся к сфере науки, специальные термины употребляются, как правило, в логически плохо обработанном или совсем необработанном виде. Чтобы эти тексты приобрели какую-то осмысленность, они нуждаются в дополнительных истолкованиях (в интерпретациях) и примысливаниях (в частности – в том, что называют чтением между строк). Задача экспликации состоит в том, чтобы исключить такого рода интерпретации и примысливания, которые различны у различных людей, неустойчивы, многосмысленны, изменчивы. Одно из требований научного подхода к изучаемым объектам – сделать тексты осмысленными сами по себе, вычитывать в них то, и только то, что в них содержится без всяких интерпретаций и примысливаний. На практике добиться этого почти невозможно или возможно лишь в ничтожной мере. Для этого требуется хорошо разработанная логическая теория, которой нет, требуется специальное образование, которое никто не получает, и требуются гигантские усилия.
Логические умозаключения
Подавляющее большинство рассуждений, претендующих на то, чтобы считаться логичными, таковыми на самом деле не являются. Они являются псевдологичными, логичнообразными или в лучшем случае лишь частично логичными.
Логичными являются рассуждения (умозаключения), совершаемые по особым логическим правилам. Относительно природы этих правил в логике до сих пор нет ясности. Возьмем для примера умозаключение по одному из правил силлогизма, которое является наиболее широко известным. В общей форме оно имеет такой вид: «Если все предметы, называемые словом А (относящиеся к классу А), имеют признак В и предмет С называется словом А (относится к классу А, есть А), то предмет С имеет признак В». Обычно это правило иллюстрируют таким примером: «Все люди смертны, Сократ человек, значит, Сократ смертен». Почему это правило имеет силу? На этот счет философы насочиняли тома всякой чепухи. Согласно моей логической теории, это правило есть часть определения языковых знаков «Все», «имеет признак» и «относится к классу» (или «есть»).
Возьмем другой пример. Общепринято, что эмпирическое тело не может одновременно находиться в разных местах. Почему? Обычно говорят: таков закон природы. Но природа тут ни при чем. Это утверждение есть следствие из определения языкового выражения «разные места». Попробуйте определить, какие места в пространстве считаются разными! Тут возможны два варианта. Первый. Места А и В являются (называется) разными, если для любого эмпирического тела С имеет силу следующее: если тело С находится в одном из мест А и В, то оно не находится в другом. Из такого определения очевидным образом следует рассматриваемое утверждение. Второй вариант есть ослабление первого: вместо любого тела С (вместо всех эмпирических тел) говорится лишь о некоторых телах. В первом варианте предполагается, что разные места не пересекаются (не имеют общих «точек»), во втором допускается, что разные места пересекаются. Для второго варианта рассматриваемое утверждение неверно.
Одним словом, логические правила умозаключений (правила логических умозаключений) суть части определений языковых выражений (логических операторов и терминов) или следствия из таких определений. Обычно они остаются неявными и фрагментарными, люди пользуются ими безотчетно и по привычке, причем фактически очень редко. Если вы попробуете четко выявить (эксплицировать) логическую структуру рассуждений на социальные темы полностью, вы обнаружите, что более 99 процентов текстов строится совсем не по правилам логических умозаключений, а размер эксплицитных текстов будет в десятки раз превосходить эксплицируемые тексты. Обычные рассуждения создают видимость логичности за счет примеров, привычных словесных ассоциаций, неявных допущений, словесных штампов и других совсем не логически бесспорных средств.
Правила логики являются общими для любых наук, в которых для них есть условия и надобность. Они не образуют специфическую дедуктивную основу социальных исследований. Последнюю образуют определения языковых выражений, обозначающих социальные объекты, и утверждения об этих объектах. Поскольку результаты социальных исследований фиксируются в языке и сами исследования осуществляются в языке, к ним относятся и правила логики. К рассмотренным выше логическим правилам следует добавить совокупность определений и утверждений, образующих логическую онтологию.
Логическая онтология
Приведу далеко не полный список понятий, с помощью которых строятся знания об эмпирических объектах и описывается в логически обобщенном виде содержание этих знаний (т. е. то, о чем в них говорится): предмет (объект), признак (свойство, черта, характеристика), отношение, раньше, позже, одновременно, временной интервал, момент, дальше, ближе, на том же расстоянии, между, внутри, структура, состояние, существование, изменение, переход, процесс, ряд, развитие, деградация, простое, сложное, часть, целое, система, качество, количество, возможность, необходимость, случайность, связь, причина, следствие, тождество и т. п. Все эти понятия необходимы для описания знаний о социальных объектах как объектах эмпирических. Многие из этих понятий как-то обработаны в логике и методологии науки, но общее состояние является, на мой взгляд, неудовлетворительным. Все эти понятия должны быть эксплицированы в том разделе логики, который я называю здесь логической онтологией. Это – огромная работа, которая еще должна быть проделана. Мои суждения на этот счет читатель может найти в моих работах, упомянутых в предисловии. Здесь ограничусь отдельными замечаниями, полезными для понимания социологических идей.
Эмпирические и абстрактные предметы
Фиксируя эмпирические предметы в языковых выражениях, мы вольно или невольно осуществляем абстракции, т. е. принимаем во внимание одни признаки предметов и игнорируем другие. В большинстве практически важных случаев мы предполагаем, что предметы обладают и другими признаками, и воспринимаем выделенные и зафиксированные в языке их признаки лишь как своего рода метки. Но очень часто мы относимся к отраженным в языке предметам так, будто они обладают лишь известными нам признаками и не обладают другими. Такого рода уродами, чудовищами или, наоборот, совершенствами нам представляются чуть ли не все явления нашей общественной жизни, глубоко затрагивающие интересы людей, – правительства, партии, массовые движения, идолы политики и культуры, оппозиции, экономики, свобода, диктатура, демократия и т. д. Власть языка порою оказывается здесь настолько мощной, что отраженный в языке кусочек реальности кажется гораздо более реальным, чем сама реальность во всем ее объеме, со всеми ее позитивными и негативными свойствами. Если, например, в языковых выражениях вроде «демократические свободы», «народовластие», «равенство», «личная инициатива» отражены некие положительные (с точки зрения некоторой категории людей) свойства данного общественного устройства, то обозначаемые этими выражениями общественные феномены рассматриваются исключительно как абсолютные социальные добродетели. Тот факт, что с этими добродетелями в реальности неизбежно связано какое-то зло, что в иных условиях это зло преобладает, игнорируется. А если в языковых выражениях вроде «диктатура», «неравенство», «ограничения демократических свобод» отражены некие отрицательные явления общественной жизни, то обозначаемые ими феномены рассматриваются как абсолютное зло всегда и при всех обстоятельствах.
Язык позволяет нам создавать термины таких предметов, которые в принципе не могут существовать эмпирически, – абстрактных предметов. Примером таких абстрактных предметов могут служить «материальные точки» в физике – допущения физических тел, не имеющих пространственных размеров. К той же категории абстрактных предметов относятся всякого рода «духовные» существа, не обладающие телом, абсолютно проницаемые для других тел и сами способные проникнуть через любое материальное препятствие.
Индивид и множество (класс)
Объекты (предметы) могут рассматриваться с точки зрения сходных признаков (свойств), т. е. как представители множеств (логических классов) объектов с такими признаками, и с точки зрения их индивидуальности (неповторимости, уникальности). Это – разные аспекты познания, а их обычно смешивают или по крайней мере не различают. В первом аспекте у объектов выделяются отдельные признаки, которые могут быть у других и более объектов, а во втором выделяется совокупность признаков, какая присуща только одному объекту, и никакому другому объекту в мире вообще, или предполагается наличие у объекта такой совокупности признаков. Имеются средства такой индивидуализации объектов. Это обычно указание на пространственно-временные характеристики и отличительные признаки, заведомо неповторимые. Возьмем, например, Октябрьскую революцию 1917 года в России. Она есть представитель множества (класса) революций, что фиксируется словом «революция». Ее индивидуальность фиксируется словами «Россия» и «Октябрь 1917 года». Революций в истории человечества было много, а Октябрьская революция 1917 года в России всего одна, и другой индивидуальный объект, который может быть назван этими словами, никогда не был и не будет.
То, что сказано выше, входит в определение самих понятий. И это надо помнить при рассмотрении социальных объектов. Игнорирование имеющего здесь место различия ориентации внимания является широко распространенной логической ошибкой и умышленным идеологическим приемом запутывания проблем. Обычно берут социальное явление как индивидуальное, т. е. как неповторимое, и подгоняют его под какую-то (подходящую) общую схему, т. е. переключают внимание на признаки, присущие множествам объектов. В результате сущность явления, связанная именно с его индивидуальностью, испаряется, ее затемняют общими разговорами. Таким путем, например, создали идеологически ложную картину сталинизма, рассматривая его с точки зрения его сходства с гитлеризмом, создали идеологически ложную картину социально-политической системы посткоммунистической России, рассматривая ее по аналогии с некоторыми признаками западных стран.