На пыльных тропинках
Шрифт:
Оскар Борисович Фельцман был уже очень известный к тому времени компо-зитор, автор шлягеров, распеваемых в кино, на улицах, в поездах и ресторанах. Неужели он в самом деле напишет музыку и превратит мои, слова в настоящую песню? Я настолько привык к неудачам, что еще одну принял бы со смирением...
К концу дня Фельцман позвонил: музыка готова, кто будет петь? Я сказал: Предложите Бернесу.
Бернеса не нашли, нашли Владимира Трошина. Песню записали на пленку, пустили в эфир и она сразу стала знаменитой.
Мое материальное положение резко переменилось.
Я потом имел повод шутить, что денежная реформа 1961 года, когда стоимость рубля возросла в десять раз, меня никак не коснулась. Я как зарабатывал пятьсот-шестьсот рублей до реформы, так продолжал зарабатывать и после нее. А по-том и побольше.
Стремительный рост моего материального благополучия на нашей кухне не-замеченным не остался.
– Интересно,- говорила Полина Степановна, обращаясь к своей постоянной аудитории,-как люди исхитряются на одну зарплату столько всего покупать. Ну пусть он даже сто пятьдесят получает. Так все равно ж столько не купишь. А он себе пальто купил, жене пальто купил, вчерась телевизер пронес, как сундук.
Когда же я купил и для начала поставил в коридоре смазанный тавотом мото-цикл (впрочем довольно скромный -"ковровец"), Полина Степановна замолчала и пренебрегать мною уже не решалась. Наоборот, при каждом моем появлении заискивающе улыбалась и торопилась поздороваться первой. И другие соседи тоже, воспринимая меня теперь как большого начальника, вели себя не без подо-бострастия, 0со6енно,если моему отражению удавалось мелькнуть в телевизоре. Когда я (обычно поздно и в некотором подпитии) возвращался домой и шел по нашему длинному коридору, двери на моем пути поочередно приоткрывались и из них шелестело почтительное "здравствуйте". А я, не замедляя движения, ки-вал налево и направо и отвечал:
– ... ссте, ...ссте, ..с,сте.
И так было до самого того момента, когда в газете "Известия" появилась раз-громная статья по поводу моей повести "Хочу быть честным". Статья называлась "Точка и кочка зрения". Она была подписана каким-то инженером из города Горького, но соседи правильно поняли (все-таки советские были люди), что эта-кие статьи простые инженеры, по своей воле не пишут, а значит, есть определен-ному указание сверху. Статья была внимательно прочтена и всесторонне обсуж-дена. Итог обсуждению подвела Полина Степановна.
– Ничего, - сказала она с таким чувством, словно мой ошеломительный и неза-конный успех приносил лично ей крупные неприятности.
– Ничего. Скоро Хру-щев погонит его из писателей.
Но времена, как мы помним, были либеральные, оттепель, меня из писателей пока еще не погнали ( через десять лет еще как погонят!), моя фамилия где-то продолжала мелькать. Полина Степановна примирилась с суровой реальностью, и однажды, приблизившись ко мне в коридоре, утешила:
– Ничего. Хрущев тоже напустился на Жукова. И что? Ничего. Хрущев злобит-ся, а тот себе ходит, покряхтывает, попердывает, живет..
Но это она мне скажет года через четыре после описываемых событий, а тогда, осенью 1960 года, у меня все шло хорошо. Можно сказать был год сплошного везения. В сентябре я написал первую песню, стал очень хорошо зарабатывать и тогда же в "Новом мире" у меня приняли (и можно сказать, "на ура") мою пер-вую повесть "Мы здесь живем". На радио я уже не боялся, что меня выгонят с работы, к своим редакторским обязанностям относился чем дальше, тем безот-ветственней и по существу скоро вообще от исполнения их отказался. Я писал тексты песен и в этом качестве оказался очень удобным кадром. Любой редактор нашего отдела, со-ставляя ту или иную программу, мог всегда заказать мне песню на нужную ему тему и мог не сомневаться, что она будет готова в нужный срок. Если надо зав-тра. Если надо, даже сегодня. В день, когда был запущен в космос Юрий Гага-рин, мне позвонили через несколько минут после старта. Когда Гагарин спустя девяносто минут вернулся на землю, Оскар Фельцман уже писал музыку к моим словам, по-свя-щенным этому событию.
Я проработал на радио около полугода и за это время написал десятка четыре песен. Были среди них однодневки, были и широко известные. Но сам я, едва на-чав работать в этом жанре, сразу же потерял к нему интерес. Я доказал себе, что могу писать и так, и теперь меня волновало другое.
Однако история моей "космической" песни на этом не кончилась. Несмотря на то, что она действительно очень быстро стала популярной и скоро ее стали даже называть "Гимном космонавтов", многие люди продолжали ее редактировать и переделывать. С самого начала один редактор заменил в песне эпитет, вместо "планета голубая" написал "планета дорогая". На вопрос, почему он это сде-лал, он сухо ответил, что так лучше. Потом мне позвонили из музыкальной редак-ции.
– Владимир Николаевич, мы хотим вашу песню про космонавтов записать на плас-тинку.
– Очень хорошо, - сказал я.
– Давно пора.
– Но у нас к тексту есть одна претензия. Там у вас написано: "На пыльных тро-пинках далеких планет останутся наши следы". Почему эти тропинки пыльные?
– Видите ли, - взялся я объяснять.
– На этих планетах дворников нет, а пыль оседает. Космическая пыль.
– Ну да. Может быть, оно и так, но вы как-то этим снижаете романтический об-раз. Давайте лучше напишем "на новых тропинках"
– Нет, - возразил я.
– Это никак не годится. На новых можно написать, только если имеется в виду, что там еще были и старые.
– Ну хорошо, тогда напишите "на первых тропинках".
– Не напишу я "на первых тропинках".
– Почему?
– Потому что на пыльных тропинках это хорошо, а на первых это никак. Совет-ские редакторы удивляли меня всегда не своей политической бдительно-стью, а способностью находить в тексте и убирать из него как раз те слова, строки и аб-зацы, которые делают его выразительным.
Я отказался менять эпитет, музыкальная редакция отказалась издавать пла-стин-ку. Но потом, летом 1962 года, песню дуэтом спели в космосе космонавты Нико-лаев и Попович. А Никита Сергеевич Хрущев устроил им грандиозную встречу и, размахивая руками, прочитал с выражением с трибуны Мавзолея:
– На пыльных тропинках далеких планет 0станут...- Тут он запнулся, подумал и исправил ударение: -Останутся наши следы.
Быть процитированным советским вождем - это больше, чем получить са-мую высокую премию.