На «Ра» через Атлантику
Шрифт:
И все-таки сегодня, спустя год, мы опять в океане. И опять в контракте, подписанном каждым из нас, сказано: «…рискую и сознаю, что иду на риск».
А получилось так. В Египте, куда мы прибыли по официальному приглашению (это была целая череда визитов — экипаж «Ра» посетил ОАР, гостил в Советском Союзе, ездил в Норвегию, в Италию), — в Каире, после очередного торжественного обеда, Тур вдруг заявил, что хотел бы отобедать еще раз.
Мы собрались в отеле, сугубо своей компанией, и Тур завел речь издалека.
Он сетовал, что
— А что если я буду строить второй «Ра»?
Выпалил и взглянул на нас в упор, на каждого, и мы поняли, что он уже все для себя решил, и сколько бы он, продолжая, ни подчеркивал, что разговор теоретический, что как там будет, еще неизвестно, — мы слушали и понимали: суть не в рулях и фильме. С момента, когда мы ступили на палубу «Шенандоа». — пусть до финиша оставались считанные мили, неважно, — с той минуты мы автоматически обрекли себя на новую попытку, потому что эксперимент должен быть чистым, потому что Тур не из тех, кто решает проблемы «в общем и целом».
Норман согласился, и Карло согласился, и Жорж, и Абдулла, и Сантьяго, и я, и сразу условились, что беседа наша до поры секретная, подняли рюмки и забыли о ней, жили как прежде, — но семена были брошены. Мы снова становились матросами «Ра».
«…Однажды зимой, в солнечный день, между двумя взрывами смеха Сантьяго мне сказал: «Что ты скажешь, если узнаешь, что есть «Ра-2»? Я не сразу смогла ответить, а когда ответила, то примерно так: «Я скажу, что «Ра-2» возможен в твоей жизни, но не в моей». Вечером я спросила: «Ты действительно опять уедешь?» — «Да». — «А другие?» — «Да, все решились». — «Тогда сделайте судно понадежнее, я не могу каждый год помирать от страха».
Это из записок жены Сантьяго, Андрэ. Кстати сказать, именно Сантьяго и пришлось «делать судно понадежнее», он разыскал и нанял индейцев-строителей, перевез их с озера Титикака в Марокко, — но об этом позже.
Всю зиму мы готовились к плаванью, утрясали служебные и личные дела, уговаривали близких и начальство — и стремились сохранить тайну, об этом просил Тур. Он хотел обойтись без рекламы и преждевременных сенсаций.
В январе я выступал в Московском телевизионном театре, и неожиданно ведущий на весь зал объявил:
— Друзья, это путешествие для Юрия Сенкевича не последнее, уже строится другой «Ра»!
Я оторопел, едва дождался, пока окажемся за кулисами, бросился к нему: «Что ж ты делаешь?!» А он говорит: «Это напечатано в сегодняшнем номере «Московского комсомольца».
Да, шила в мешке не утаишь. И все-таки мы таили его, как могли, пока не наступила весна. Секреты кончились в мае. Опять Сафи, марокканский порт, и опять кипит работа. Корабль почти готов — что значит «почти», лучше не объяснять, это значит разрывайся пополам, затыкай двадцать дыр и беги за сотней зайцев, а ведь кроме корабля есть и багаж, вода, продовольствие, которое надо собрать, упаковать, погрузить.
У нас был сарайчик на берегу, он по площади примерно соответствовал «Ра-2», и вот в нем мы трудились в поте лица, раскладывали груз в пакеты, пересыпали рисом, чтобы адсорбировалась влага, прикидывали, где и что разместится.
Провианта набиралось несусветное количество, и способствовала этому главным образом жена Тура, Ивон.
Она приносила в сарай самые невероятные морсы, сиропы, соки. Мы ужасались: «Зачем это?» — «Ничего, мальчики, берите!
Вы же будете совсем одни, удовольствий, радостей никаких, а как приятно посидеть в холодке и пососать лимонную конфетку!»
Здесь настает пора сказать хотя бы несколько слов об Ивон, и я это делаю с радостью и глубокой признательностью.
Первым тостом, который мы провозгласили на Барбадосе после прошлогоднего плаванья, был тост за «Леди «Ра». И это вовсе не было формальным актом вежливости: пусть простит меня Тур, я очень его люблю, но временами мне — и не только мне — казалось, что жену его мы любим больше.
Она сама обшивала матрацы, на которых мы спали. Помнила, что Сантьяго предпочитает жесткие зубные щетки, а я — мягкие, что Жорж обожает спать на высокой подушке, а Карло — вообще без подушки. Учитывала наши пристрастия и уважала слабости. Съестное, снаряжение, бухгалтерия — все это лежало на ней, она за всем следила и все успевала.
Наряду с прочим, она еще перестукивала на машинке книгу, которую Тур за зиму не успел закончить и сейчас срочно дописывал, прячась в развалюшке рядом со стапелем.
В день, когда «Ра-2» предстояло крестить и спускать на воду, — опять цитирую записи Андрэ — женщина женщину застала врасплох:
— Ивон, вы ли это? Вы плакали?
— Да.
— Почему?!
Выяснилось, что Ивон только что перепечатала главу, где говорилось о затопленной корме, о сломанных веслах, о ветре и волнах, против которых мы были беззащитны.
Нам было легче, мы только плыли, а волновалась за нас она. И вновь ей выпадал черед волноваться.
Радио сообщило, что церемония спуска — ровно в одиннадцать. Официальные лица прибывали в черных автомобилях, с шоферами в ливреях. Ритуальные брызги козьего молока, шорох и хруст соломы — и судно в голубом море.
Тут же мы его чуть не лишились.
Ветер был свежий, кораблик легкий, с буксирного катера вовремя не кинули конец — и нашу новенькую ладью потащило, как осенний листок, потащило и бросило — прямо на бетонный пирс.