На рокадном направлении
Шрифт:
– Почему? – равнодушно спросил Свят.
Сидор хитро прищурился:
– Чаталаджа и Галлиполи – это туретчина, а они нашего брата казака на дух не переносят! Остров хоть и греческий, но выбраться оттуда труднее! В Галлиполи командовать Кутепов53 будет, это я точно знаю. Там народу больше. Мы туда вроде как по ошибке попадём, а оттуда уволимся или попросимся к своим на остров, а сами в Европу уедем!
В конце января по настоянию Сидора Свят подал генералу Кутепову рапорт об увольнении из армии по состоянию здоровья, и они, выправив необходимые
Белград им не понравился:
– И не Россия, и не Европа! – сказал Сидор через неделю. Тщательно поразмыслив, они купили билеты в Берлин и под утро, ограбив небольшой ювелирный магазин на окраине, шестичасовым курьерским уехали из древнего города.
На Германии настоял Сидор, так как Свят прилично говорил по-немецки. В Берлине они устроились в конный цирк Буша и зажили кочевой цирковой жизнью. Свят женился на девушке, которую каждый вечер распиливали на арене, и через некоторое время они открыли небольшое кафе. Сидор научил Ингрид печь блины и варить борщ. Кафе пользовалось популярностью, и друзья стали всерьез подумывать о расширении дела.
Однажды весной, когда уже зацвели каштаны, в зал вошёл высокий, хорошо одетый мужчина. Заказав борщ и блины, он с удовольствием пообедал и, вытерев губы, неожиданно произнёс по-русски:
– Люблю вчерашний борщ! Фрау Ингрид может дать фору любой кубанской казачке. Герр Омельченко, к такому борщу полагается горилка, сделайте одолжение, распорядитесь.
Когда кельнерша принесла запотевший графин, посетитель попросил вторую стопку:
– Святослав Петрович, не откажите в любезности, – и жестом указал на стул.
– Прекрасная горилка, – сказал он, смачно хрустнув солёным огурчиком. – Её гонит господин Сидор?
– Да, – сдержанно ответил Свят, – вы прекрасно осведомлены о нашем производстве, герр… – и выжидающе замолчал, ожидая продолжения.
– Моя фамилия Фельзенмайер, – улыбнулся мужчина. – Курт Фельзенмайер, но как офицер вы можете обращаться ко мне просто герр обер-лейтенант.
Загадочный клиент продолжал улыбаться, пристально глядя на Свята холодными блёкло-голубыми глазами.
***
Октябрь 1920 года
Берлин
Единственным человеком, искренне радовавшимся позорному возвращению Курта в фатерланд, была его мать, фрау Ангелика. Герр Фельзенмайер, выслушав историю сына, побагровел и, запершись в кабинете, не выходил оттуда до утра. Курт с матерью не спали всю ночь в ожидании выстрела.
Когда за окном начало светать и вдалеке стали проступать призрачные очертания шпиля Мариенкирхе54, фрау Ангелика робко постучала в кабинет: – Ульрих, доброе утро! Открой, пожалуйста, я принесла тебе кофе.
– Я не запираюсь от семьи, – раздался голос. – Подай кофе и позови Курта.
Некоторое время отец пил молча, наконец, поставив чашку, он взглянул на сына:
– Я рад, Куртхен, что ты вернулся живой. К сожалению, немногие понимают, что сегодняшняя Россия – это не Франция и не Англия, где разведчик только и делает, что ходит по ресторанам. Мы переживаем трудные времена. Полковника Николаи, который принимал тебя на службу55, сменил его заместитель
Стараясь не упустить ни малейшей детали, Курт подробно рассказал отцу о своем провале.
– Тебе не надо было связываться с уголовниками, – с досадой покачал головой отец. – Ты полагаешь, что прокололся на фотографии?
Курт молча кивнул.
– Ох уж это наша немецкая сентиментальность, – вздохнул герр Ульрих, – она когда-нибудь нас погубит. А ты не думал, что это был обычный вор, который, оставшись один в комнате, стал просто везде шарить в поисках денег? Ну да ладно, сейчас это не имеет значения. Когда пойдём к Гемппу, про фотографию лучше не упоминать.
Утром, когда они направились к набережной Тирпиц57, Курт заметил, что отец волнуется. Он всю дорогу вытирал со лба испарину и, проходя мимо канала Ландвер, выбросил в мутные воды Шпрее потухшую сигару, чего раньше никогда себе не позволял.
Герр Ульрих, озабоченно качнув головой, сделал сыну знак подождать и, толкнув высокую оббитую чёрной кожей дверь, вошёл в кабинет. Время тянулось бесконечно долго, наконец, слегка скрипнув, створка приоткрылась, и когда отец с лёгкой улыбкой энергичным взмахом руки пригласил его войти, Курт сразу понял, что всё уладилось. Войдя, он представился и застыл, внимательно разглядывая сидевшего за широким столом человека в хорошо сшитом сером костюме.
– Прошу вас, герр Фельзенмайер, – хозяин кабинета указал на стул: – Расскажите подробно о своей деятельности в Советской России.
Гемпп внимательно слушал, задавая вопросы и делая пометки в большом блокноте. Когда Курт закончил, он долго молчал, перечитывая свои записи, и, пригладив аккуратные усы, наконец задумчиво произнёс:
– Сейчас мы находимся в стадии становления, и у меня, дорогой Ульрих, нет достойной должности для вашего сына. Безусловно, мы не можем разбрасываться сотрудниками, в совершенстве владеющими русским языком и имеющими опыт ассимиляции в России. Сегодня я могу предложить место в общем отделе. Он будет заниматься входящей корреспонденцией и готовить аналитические справки по материалам советской прессы и агентурных донесений, но, даю вам слово, при первой же возможности переведу его на оперативную работу.
Молодой Фельзенмайер прекрасно проявил себя, и когда в абвере был создан отдел «Заграница», его назначили заместителем руководителя группы VIII по линии обработки развединформации на основании трофейных документов.
В канун 1934 года, на рождественской вечеринке новый начальник абвера капитан цур зее Конрад Патциг58 закурил ароматную манильскую сигару и, выпустив облако сизого дыма, взял его под руку:
– Вам предстоит большая работа, дорогой Курт. Сегодня разведчики, знающие Россию, в большой цене, – он повернулся к присутствующим: – Хершафты!59 Позвольте сообщить вам приятную новость! Работа нашего коллеги герра Фельзенмайера высоко оценена руководством, и ему присвоено звание полковника!