На рокадном направлении
Шрифт:
Они сели ужинать и Лавр открыл бутылку кагора.
– Будем пить и Бога славить, – сказал он, протягивая рюмку, и в это время зазвонил телефон.
– Вечер добрый, Палыч! Как отдыхается? – Федотов устало рассмеялся: – Как подумаю о тебе, аж завидки иногда берут.
– Как сказать, Никифор Максимович, отдыхать не работать. Если честно, то, конечно, скучаю. Но связей не теряю.
– Да я знаю! На неделе по три раза на службе появляешься. Виктор рассказывал, что с твоей подачи группу малолеток взяли. За что тебе большое спасибо!
– За что? – искренне удивился
– За то, что службу не забываешь и молодым помогаешь! – серьёзно сказал Федотов. – Скажи, завтра к трём сможешь подойти? Разговор есть.
– Конечно смогу, – бодро ответил он. – В 15.00 я у вас.
– Вот и славно! Тогда до завтра, – с удовлетворением произнёс начальник ОУР и положил трубку.
– Федотов звонил, – обернулся он к Людмиле, – просил завтра к трём зайти.
– А, старый боевой конь уже забил копытом? – усмехнулась она. – Может, ты обходной у кого-то подписать забыл?
– Нет, – уверенно парировал он: – Без обходного радиоприемник не подарили бы!
На следующий день без четверти три Лавр уже был в управлении: он вышел пораньше и с удовольствием прошёлся по заснеженному городу, разглядывая витрины, в которых ещё висели новогодние украшения. Поздоровавшись со знакомыми, без двух минут три он постучал в дверь.
– Заходи, Лавр Павлович, – Федотов вышел из-за стола и протянул руку: – Присаживайся, закуривай, разговор долгий и серьезный.
Когда они выкурили по папиросе, Никифор Максимович, налив чаю, сказал:
– Руководство обеспокоено сложившейся политической ситуацией. Гитлер оккупировал всю Западную Европу и на этом не остановится. Мы находимся на грани войны с немцами.
– А как же Пакт о ненападении? – обескураженно спросил Лавр.
– Плевать он хотел на этот пакт, – просто ответил Федотов. – Захотел оккупировать Польшу, переодел уголовников в польскую форму, расстрелял радиостанцию в Гляйвице, заявил во всеуслышание, что поляки напали первыми, и за месяц установил свою диктатуру. Он накопил огромный военный потенциал, а мы у него как кость в горле. В Москве это прекрасно понимают. Если ты помнишь, ещё в июне по команде сверху началась подготовка милиционеров на полевых сборах, оперсостав мы не привлекали, и ты этого не знал, а в конце октября в составе НКВД было образовано Главное управление местной противовоздушной обороны.41 Как ты думаешь, это всё просто так?
– Нет, конечно. Ситуация в мире действительно напряженная.
– Дело вот в чём: наши хлопцы умеют раскрывать преступления, нести патрульную службу, направлять дела в суд, но они не умеют воевать. В 20-х годах практически каждый прошёл через Гражданскую, а каждый второй – через Германскую. Вот на твое место назначили Виктора. Что ты можешь сказать о нём?
Лавр на мгновение задумался и уверенно произнёс:
– Грамотный оперативник, прекрасно знает действующие приказы, много времени уделяет повышению культурного уровня, занимается самообразованием…
– Достаточно, – Федотов остановил его взмахом руки. – Не аттестацию на него готовишь. Ты мне скажи: сможет он привести к нормальному бою «максим» или, к примеру, пристрелять
– Вряд ли, – честно ответил Лавр.
– Раньше этому обучали, – вздохнул Никифор Максимович. – Вот, взгляни.
Он вышел из-за стола и, подойдя к сейфу, достал потрёпанную папку:
– Это личное дело Малютина. Он уже давно перевелся к нам с Дальнего Востока. Толковый парень42, будем его выдвигать, но суть не в этом.
Развязав тесемки с затянутыми на концах, чтобы не лохматились, узелками, он перелистал несколько страниц и, достав большой, сложенный в несколько раз лист бумаги, удовлетворенно крякнул:
– Это его свидетельство об окончании милицейской школы комсостава. Посмотри, какие дисциплины они изучали. Пулемётное, гранатомётное и стрелковое дело, тактику уличного боя, знание револьвера и даже джиу-джитсу. Помнишь Постановление Совнаркома от 1931 года?
Лавр утвердительно кивнул:
– Это когда нас стали рассматривать как армейский резерв?
– Да, тогда военная подготовка стала обязательной, но мы не придавали ей значения, ставя во главу угла специальные дисциплины, несмотря на то, что военные получили право контролировать процесс обучения. Сейчас перед нами стоит задача – подготовить сотрудников к работе в условиях войны, которая не за горами.
– Может быть, надо привлечь к работе армейских инструкторов? – неуверенно спросил Лавр.
Федотов досадливо махнул рукой:
– Это само собой. Уже подготовлена программа, соответствующая уровню подготовки бойцов Красной Армии. Но я имею в виду оперативную работу в прифронтовой полосе и за линией фронта. У тебя есть опыт диверсионной и агентурной работы. Если говорить прямо, то мы должны подготовить подпольщиков и партизан.
Лавр улыбнулся:
– То есть научить их жить наоборот?
Никифор Максимович непонимающе взглянул на него, и он пояснил:
– Если раньше мы обучали людей, как оставаться незамеченными при наблюдении за объектом, то сейчас их нужно учить, как вычислить хвост и отделаться от него.
– Ты, Палыч, все правильно понял, – вздохнул Федотов. – Ты теперь человек свободный. Посиди, подумай, чему надо обучить сотрудников, и как будешь готов, заходи. Три дня хватит?
***
Лавр всерьёз принялся за работу. Вечером, заварив крепкого чаю, он положил перед собой лист бумаги и, вспоминая все войны и операции, начал записывать чему, по его мнению, было необходимо обучить милиционеров.
– Ты стал писать мемуары? – с лёгкой иронией спросила Людмила, войдя на кухню и глядя на кучу скомканной бумаги.
– Нет, – не приняв шутки, он покачал головой: – Это план подготовки личного состава к работе в условиях военного времени.
– Тебя из-за этого вызывали в управление?
– Да, – сказал он задумчиво и, взглянув в чёрный квадрат окна, помолчав, добавил: – Ты знаешь, Викентий был прав. Мы стоим на пороге такой войны, какой ещё не было в истории человечества.
Часа через полтора он, откинувшись на спинку стула, закурил и, отодвинув от глаз бумагу, начал вычитывать написанный текст на ошибки: