На росстанях
Шрифт:
Мысли о весне и о путешествии увлекают Лобановича. Он забывает душную, гнилую школу Ольги Викторовны и говорит о своем желании попутешествовать в свободное время летних каникул.
— Знаете, Ольга Викторовна, чем хороша жизнь сельского учителя?
— По-моему, ничего в ней нет хорошего, — скептически отвечает Ольга Викторовна.
— Неправда, Ольга Викторовна, есть!
— Ну, что, например?
— Свободное лето. Кончил работу в школе — и иди куда хочешь, делай что пожелаешь.
— Да, здесь вы, пожалуй, правы, — соглашается Ольга Викторовна.
— А,
— Кто же может знать ваши мысли?
— Тот, кто полюбопытствует узнать их.
— Ну, тогда расскажите.
— Вот какие мои мысли. Я хочу научиться делать фотографические снимки, хочу купить фотоаппарат. Весной подберу себе компанию вольных скитальцев… В деталях я еще не продумал свой план, а в основных чертах он таков — обойти пешком целый район, описать его, собрать народные песни, легенды и другие виды народного творчества, богато иллюстрировать свое путешествие фотографиями. Хочу собрать целую галерею знахарей, колдунов, шептух и шептунов — ведь этот тип вымирает — и сохранить их таким образом в назидание потомкам.
— Ваш план мне нравится, — оживляется Ольга Викторовна. — И действительно, в нем есть, если хотите, поэзия и своя красота.
— Поэзии здесь и не оберешься! — подхватывает Лобанович. — Новые места, новые люди, неожиданные приключения, ночлег где-нибудь на лоне природы, костер, темное небо и ясные звезды… И при свете костра вы будете слушать рассказ какого-нибудь сказочника-деда о событиях прошлого, где правда и фантазия переплетаются самым удивительным образом.
— Вы так интересно рассказываете, Андрей Петрович, что мне уже хочется пуститься с вами в дорогу, если примете в свою компанию.
— Об интересных вещах нельзя рассказывать неинтересно, — замечает Лобанович. — А против того, чтобы иметь вас в компании, я абсолютно ничего не имею. Даже больше вам скажу: такой компанией я вполне удовлетворюсь, и если кого приму в компаньоны, то только не своего брата мужчину.
Говоря это, Лобанович заглядывает в глаза Ольге Викторовне с хитроватой улыбкой, словно стараясь сказать этим взглядом то, чего не договорил словами.
Ольга Викторовна с притворной укоризной смотрит на соседа и качает головой.
— И все-то вы, мужчины, на одну колодку сделаны! — добавляет она.
Маланья принесла самовар.
— Ну, будем чай пить и поговорим о вашем путешествии.
Ольга Викторовна накрывает стол, изредка перебрасываясь с гостем короткими фразами.
— Знаете, Ольга Викторовна, — говорит Лобанович, сидя за столом, — кроме шуток, я серьезно думаю о своем путешествии. Но я вижу в нем не только одну поэзию, здесь может быть и неинтересная проза. Но дело не в этом. Я хочу ближе присмотреться к тому, как люди живут, чем живут и что они думают. Такое желание появилось у меня недавно. Вы знаете, что я делаю тайком? — тихо спрашивает Лобанович.
Ольга Викторовна смотрит на него.
— Вероятно, пропаганду ведете?
— Именно. Крамольные идеи проповедую.
— Ну?! — Учительница еще более оживляется, и в глазах у нее поблескивают искорки.
— Что вы на это скажете? — спрашивает он.
— Молодец вы, Андрей Петрович! От души желаю вам успеха. Интересно, как вы это делаете?
— Пока что у меня есть три человека, крестьяне, и один из них мужчина весьма серьезный. На него можно положиться, как на каменную стену. По вечерам иногда он заходит ко мне, и я учу его — он неграмотный, — а вместе с тем веду беседы на разные "крамольные" темы. Приходят и еще двое, отец с сыном. Интересные люди!
— А как же вы напали на них, собрали? — спрашивает Ольга Викторовна.
— Да просто присматриваюсь к людям, прислушиваюсь к их словам, испытываю их понемногу.
— И они слушают?
— Очень внимательно. Вообще работать с ними можно. Одно только мешает — нет соответствующей литературы.
Лобанович рассказывает историю с нелегальной книжечкой.
— Кое-что у меня найдется, — говорит учительница.
— Пожалуйста, одолжите мне, — просит Лобанович.
Ольга Викторовна тотчас же встает, роется в своих потайных хранилищах и вынимает несколько тоненьких брошюрок.
— Возьмите и используйте, но только верните мне.
Лобанович бегло знакомится с книжечками и прячет их.
— Как вы думаете, Ольга Викторовна, каким образом могла попасть ко мне на крыльцо запретная книжечка?
— В Пинске, наверное, есть революционная организация, и нашелся умный человек, который догадался подбросить вам эту книжечку.
— Наверно, так оно и есть, — соглашается Лобанович.
— Я на этих днях собираюсь в Пинск. У меня там есть знакомые. Через них можно связаться с организацией. Тогда литературы будет достаточно. Вот эту работу я понимаю!
Ольга Викторовна совсем оживляется. Она только жалеет, что у нее нет пока что таких людей, с которыми можно было бы также заняться чтением нелегальных книг, но утешает себя тем, что войдет в организацию и организация ей поможет.
Они долго сидят и разговаривают. Ольга Викторовна показала толстую рукописную тетрадь, в которой переписано много разных революционных песен и стихотворений.
Возвращаясь домой, Лобанович всю дорогу думал о своей нелегальной работе и об Ольге Викторовне. В ее лице он впервые видел девушку, открыто мечтающую о революционной работе, и проникся к ней большим уважением.
XXII
За последнее время в Высоком произошли некоторые перемены. Приехал новый писарь Матей Дулеба; прежнего писаря, чернявого Романчика, забрали в солдаты.
Когда это стало фактом, старшина Захар Лемеш не на шутку загрустил и даже пришел в отчаяние. Сколько сочувствия и сожаления было высказано здесь Романчику!
— Эх, Федя, Федя, друг ты мой любимый! Не думал я и не гадал разлучиться с тобой.
Старшина опускает глаза и грустно склоняет голову, словно вдова, похоронившая мужа. И тогда уже сам писарь выступает в роли утешителя.