На рубеже веков. Дневник ректора
Шрифт:
Для «Труда»:
«Один из телевизионных каналов чуть ли не целиком посвятил свое вечернее время яркому слову «мошенничество». Чего привязались? И вот накручивать. Сначала что вроде бы мы не брали, а потом — вроде бы все такие. «Мабетексу» и бывшей администрации президента спустили, а почему не нам? Или я что-нибудь неправильно понял? Мы все, правда, склонны привыкли подбирать к этому слову мошенничество привычный эпитет — «мелкое», но здесь, судя по дозированной информации, которая до нас доходит, оно — крупное. Кажется, взяли в долг и не вовремя отдали. О том, у кого и кто, не пишу, и так все знают. А о крупном, мы вроде бы со времен классической русской литературы и подзабыли. Что-то там произошло во время «Свадьбы Кречинского», какой-то подлог с драгоценным камнем, потом вроде Чичикова за его аферы в таможне и с подсчетом
Это я написал по поводу ареста в Испании магната Гусинского и возникшей вокруг этого ситуации. В этой инвективе слишком много намеков. Писать надо проще, наотмашь!
Днем отослал письмо в Министерство о разрешении провести досрочные выборы. Результаты этой переписки меня совершенно не волнуют. Вместе в письмом В.Т. Королькову послал и том «Русские писатели ХХ века». Все-таки начальство должно знать, с кем оно имеет дело. Тут же возникла мысль выпечатать из словаря статьи на наших мастеров и отправить их на нашу страничку в Интернет. С последним надо что-то делать. Наш сайт в Интернете совсем засох и покрылся грязью, надо назначать туда главного редактора — Тиматкова.
18 декабря, понедельник. По обыкновению и чтобы самому не возиться, решил устраивать день рождения в нашей столовой. За два ящика водки я уже заплатил раньше. Альберт Дмитриевич пытается все остальное — закуску, вино и стоимость обслуги всучить мне в качестве подарка. Но, в конце концов, я его пристращал тем, что, дескать, знаю свой характер и, если возьму этот подарок, похожий на взятку, начну мстительно его же, Альберта Дмитриевича прижимать. Боюсь данайцев! Сговорились на плате по себестоимости. Я в этом смысле вообще люблю свой день рождения. Я так многим обязан нашему институту, что хочется устроить всем праздник. Зову я всех. Для многих наших работающих в библиотеке или в хозчасти женщин это единственный в году светский прием и праздник. Все остальное время на работе, дома, ну в гости сходит, где будет много салатов. Единственное, что мне не нравится, это много цветов — дорого, слишком обильно для одной квартиры и одного кабинета и слишком хорошо для иноземных торговцев цветами. Я ведь понимаю, что часто цветы для начальника покупают и не от излишества! Я не люблю, также дорогих подарков, не сомневаюсь в искренности дарящих, но это делает меня несвободным. Впрочем, не всегда… Надо бы здесь сделать списочек подарков. Среди них много прекрасных книг, и как всегда Н.А. Бонк с Л.М. сделали мне подарок очень нужный — кассетник для дома. Когда отключали в связи с Останкинской башней телевидение, чтобы не остаться без информации, я на неделю на кафедре брал приемник — запомнили. В подарках есть смысл, когда они попадаются на глаза, я всегда с благодарностью вспоминаю о людях, их даривших.
Первое, что я сделал, войдя в это день в институт, это убрал аншлаг, где меня поздравляют с 65-летием. Возраст не такой, чтобы этим хвастаться. Но разве чего-либо утаишь! У меня на столе уже лежал «МК», с традиционной заметочкой «Дни рождения. Вилли Брандт (1913), канцлер ФРГ, нобелевский лауреат, Владимир Ворошилов (1930), ведущий программы «Что? Где? Когда?», Жан-Клод Ван Дам (1962), «бельгийский мускул», Сергей Есин (1935), прозаик, ректор Литинститута, Пауль Клее (1879), живописец-экспрессионист и пр.
Я писатель вещественный, поэтому многое описываю не через чувства, а через предметы, через перечисления. Хотя я и старался никого лишнего не нагонять, а наоборот стерегся гостей, приезжали В.Н.Ганичев, И.И.Ляпин, прислал телеграмму В.Егоров, был Юра Копылов с Игорем Захаровым, подарившие мне роскошный ханский, расшитый золотом халат и папаху. Они разыграли целую сценку «Бай и батрак». Юра еще принес целое блюдо с роскошным пловом. Я определенно, думая о нем иногда не так хорошо, почувствовал себя не очень хорошим человеком. Наверное, мелочность еще не окончательно вывелась из души. Богиня пианизма Лена Алхимова принесла огромный пирог с мясом. Это наряду с пирожками Виргилии, тортом Нади Годенко, горшочком с гиацинтами Аллы Ивановны и банки с орехами и курагой Маши Зоркой, подарки меня очень тронувшие. А шерстяные носки Зои Михайловны! Мне тоже надо больше думать о людях и тщательно подбирать, что я дарю, а то я все отделываюсь тем, что передариваю что-то и покупаю дорогие цветы. Лева на торжественном приеме в нашей институтской столовой исполнил гимн, естественно, на музыку Александрова, с использованием слов Михалкова.
Уходя вечером домой, все букеты мы со Славой заложили в холодильник и я наказал ему утром разнести по кафедрам и в бухгалтерию.
Праздник прошел прекрасно. Я, правда, все время думал о В.С. Кроме ее болезни и самой больницы, где она находится, она еще и накручивает, ей бы так хотелось, чтобы ничего не было, а все разлетелось… Правда, знаю, с этими своими настроениями она борется. Дома разглядываю все адреса, надписи и отчасти подарки.
Вот адрес, который подписали мне сотрудники от института. Тезисы, может быть, выпиливала сообща инициативная группа, а вот в самом тексте я узнаю высокоталантливую и нестареющую руку Инны Люциановны Вишневской.
«Дорогой Сергей Николаевич!
Коллектив Литературного института имени А.М.Горького горячо и сердечно поздравляет Вас с первым зрелым юбилеем. Не так часто сотрудники тех или иных учреждений искренне любят свое начальство, успокаивая друг друга, что пусть уж лучше будет этот, потому что другой — хуже. А вот мы любим Вас и послушайте — за что.
Во-первых, у Вас есть настоящая харизма талантливого писателя. Мы гордимся тем, что наш институт возглавляет не чиновник, не руководящее лицо каких-то бывших инстанций, но именно талантливый литератор, блистательный журналист, яркий организатор литературного дела.
Во-вторых, у Вас есть подлинная харизма педагога, и пусть маленькие учителя и маленькие музыканты утешаются тем, что такие понятия, как Учитель и Сочинитель, Учитель и Исполнитель — вещи разные, словом, поэтом можешь ты не быть… Вы — педагог, который учит не на пальцах, не на теориях, но на личном глубоком опыте. Вы — педагог, предвкушение встречи с которым заставляет студентов с радостью приходить на Ваш семинар. И с небольшой долей зависти мы говорим: Ваш семинар — лучший, он собирает самых разных людей, он действительно творческий, он выпускает не работников слова, а создателей слова. Ваш постоянный педагогический успех, вероятно, в том, что с Вами можно говорить демократично, но не запанибрата, по душам, но не пуская в душу пьяных слез пьяных гениев, что Вы предельно интеллигентны, но не интеллигентски-растерянны.
В третьих, — в Вас харизма чуть ли не драйзеровского финансиста. Каким-то образом, пока где-то там голодают, а здесь замерзают, там бастуют, а еще где-то требуют, — мы регулярно получаем зарплату, с видимыми и весомыми прибавками и почти невидимыми вычетами. И что самое приятное — представить не можем Вас где-нибудь на вытоптанном лугу у цветущего Лужкова с протянутой рукой — все как-то незаметно, легко для нас, трудно для Вас, но прекрасно для всех.
И четвертая Ваша харизма — это уж от имени женщин коллектива — наш ректор хорош собой. Не Леонидо-Андреевский, не «Некто в сером», не «Некто в красном» (или коричневом), не церковный «Некто в черном». А плейбой, да и только! Ах, эти Ваши длинные яркие шарфы! Ах, эти тонкие заграничные свитера! Ах, эта изящная обувь! Ах, эти отлично сшитые костюмы! Только так и надо выглядеть руководителю института литературы, великой русской литературы, в которой были Тургенев, Толстой и Бунин.