На руинах
Шрифт:
— Агашкина приятельница идет ее навестить — я ее обогнал, пока она свои сто килограммов по лестнице поднимает.
Вася растерянно вздернул плечи.
— Стоп, парни, — Зойка на миг прижала палец ко лбу, словно соображая, потом повернулась, шмыгнула в комнату и тут же вернулась с веревочкой и наполовину пустой коробкой заскорузлого пластилина. Коробочку эту Вася накануне, подметая, выгреб из-под шкафа — возможно из этого пластилина когда-то лепил зайчиков маленький Алеша Тихомиров.
— Не знаю, — задумчиво рассуждал Вася, — если сказать, что уехала. Только… мы ведь у нее свет вчера зажигали, вдруг кто-то видел? Скажут, откуда свет, если уехала? Подумают, что воры были, еще милицию… Погоди, пластилин зачем?
— Один момент, — она примяла из пластилина два кругляша, налепила их на обе створки двери комнаты Агафьи Тимофеевны, соединила веревочкой и, прищелкнув языком, полюбовалась своей работой, — не лезьте, я сама буду с ней говорить.
Как раз в этот момент Мария Егоровна, пыхтя и отдуваясь, дотащилась наконец до их этажа и начала трезвонить в дверь. Коля в ужасе посмотрел на Зойку, но она прижала палец к губам, потом энергично втолкнула их с Васей в комнату Тихомировых и, плотно прикрыв за ними дверь, отправилась открывать Голубковой.
— Я к Агафье Тимофеевне хочу пройти, — с неприязнью оглядывая стоявшую перед ней девицу в небрежно наброшенном халатике, сказала Марья Егоровна.
Зойка ни на шаг не посторонилась, чтобы ее пропустить, лишь нагло усмехнулась.
— Нету Агафьи Тимофеевны.
— И когда ж она будет?
— Не будет ее, забрали.
— Куда забрали? — ахнула толстуха. — В больницу?
— Откуда я знаю, куда? «Черный ворон» приехал, обыск сделали и увезли, — Зойка посторонилась, чтобы любопытная посетительница могла заглянуть и увидеть залепленную пластилином дверь, — а комнату опечатали. Если вы ее подруга, то идите и узнавайте, где она находится. Сейчас перестройка, не то время, чтобы людей так вот забирали.
Говоря это, она бесстыдно поставила ногу на тумбочку. Халатик ее при этом распахнулся, и ясно стало видно, что под ним на Зойке ничего нет. Но ошеломленная услышанным, Мария Егоровна не обратила на это внимания, она все смотрела на печать, и мысли ее разбегались в разные стороны. Подумать только, старуху Кислицыну забрали органы! Вот новость так новость! Интересно, за что ее могли забрать?
И тут Марию Егоровну прошиб пот — понятно, за что, ведь не кто иной, как бабка Агафья, повела толпу к горисполкому. С тех пор в городе не утихают беспорядки. Но ведь и она, Мария Егоровна Голубкова, была тогда рядом с Кислицыной, значит, и ее в любой момент могут…
Развернувшись, Мария Егоровна заспешила прочь. Когда за ней захлопнулась дверь, Вася, выйдя в прихожую, с умилением протянул руки к Зойке.
— Какая же ты у меня умница!
— Хватит квохтать, — резко оборвал его Коля, — скажи лучше, когда приедешь?
Вася отвел глаза.
— Ладно, сегодня вечером приеду. Зайду на комбинат за своим драндулетом и приеду.
Зойка, ничего не поняв, в недоумении пожала плечами.
— Ты уезжаешь, что ли сегодня? — спросила она. — А мне уже можно на улицу выйти? Уехал Доронин?
— Ни шагу, сиди здесь и носа не высовывай!
— Ага, ладно, — она вдруг фыркнула: — А здорово я эту толстуху напугала, да? Это я в «Мастере и Маргарите» так прочла.
— Ладно, я пошел, — хмуро буркнул Коля. — Смотри, Васек, если вечером не приедешь…
А в это время расстроенная Мария Егоровна понуро брела домой, и мысли ее были одна другой черней.
«Агафью забрали, а потом и за мной придут. У нас ведь только слова одни, что перестройка, а если по правде, то прав у людей как не было, так и нет. Успеть бы хоть котлет Митеньке приготовить, чтоб мясо не пропало, а то ведь от Катьки, лентяйки такой, не дождешься».
Придя домой, она сразу же накинула передник и начала жарить котлеты мужу Мите. А тот в это время лежал на диване перед телевизором, слушал выступление президента Горбачева и громко комментировал — чтобы супруге на кухне было слышно:
— Слышь, как теперь соловьем заливает — не знал, дескать, ничего о том, что ГКЧП готовится. Да не верю я ему ни на грош! — он вдруг сморщил нос и принюхался: — Маша, ты что, мясо достала? Котлеты жаришь?
— Уже пожарила, Митенька, сейчас подам.
— Вкус интересный, — говорил он, разламывая вилкой третью котлету.
— Импортная говядина, по три двадцать брала. Слушай, я тебе сейчас такое расскажу — подавишься! Помнишь, Кислицина у нас работала?
— Старуха Агафья что ли?
— Она. Так я сегодня к ней заходила и, представляешь, что узнала? Ее арестовали!
— Маша, хватит ерунду говорить, кто это тебе наболтал?
— Нет, ты послушай! Я захожу, а у этого ее соседа целая шайка дома собралась. Кстати, — Мария Егоровна вдруг припомнила еще одну важную новость, ты знаешь, — что этот сосед с Ефремовой невесткой это самое? — она выразительно соединила два пальца. — Я сама их видела, когда вечером за мясом зашла — он ей прямо там же юбку задрал, представляешь?
— Меньше болтай, — сердито проговорил Голубков, — от твоего языка у нас всегда неприятности. У нас свои дела, у них свои, а кто там, что там — пусть сами разбираются.
— Да? А она про нашу Катьку сколько гадостей говорила? Нет, но какая наглая! Строила из себя невесть что, будто она лучше нашей Катьки — дескать, «у меня муж, у меня семья». Ничего, теперь Ваня ей устроит.
— Ты что, уже и ему наболтала?
— Не ему, а одной с нашего завода — встретила ее утром. А что, я молчать должна?
— Завелась! Голова уже от тебя болит, сделай телевизор погромче.
— Погоди Мить, — Мария Егоровна вспомнила с чего начала, — я ж тебе не дорассказала. Захожу я, значит, к Агафье, а у нее дверь опечатана. У соседа ее по квартире девка ходит почти голышом — красивая, но наглая. Так она мне все и рассказала — «черный ворон», говорит, за ней приехал и увез.
Голубков, услышав это, даже сплюнул.
— Тьфу, да кому нужна эта старая перечница? Ты больше слушай, какая шалава тебе что скажет.