На руинах
Шрифт:
Красавец-электрик раздражал его все сильней и сильней. Со слов Зойки он поначалу представлял себе свидетеля эдаким робким забитым мужланом, не умеющим связно построить свою речь, а тот держал себя, как великосветский денди, развлекающий гостей. И все же, несмотря на все свое раздражение Артем действительно чувствовал себя на удивление удобно в этом обволакивающем тело кресле. Да и у остальных прикосновение к мягкой коже вызвало сладкое желание расслабиться. Исчезло напряжение в затылке, приятная истома охватила плечи и утомленный за день позвоночный столб, локти сами по себе легли на теплый отполированный металл, а ладони
— Дверь только прикрою, ладно? — на лице Коли мелькнула ослепительная улыбка. — На всякий случай, знаете ли.
Заглянув в соседнее помещение, он незаметно кивнул Васе и плотно прикрыл дверь. Тина еще успела подумать:
«До чего же все-таки приятные кресла! Правильно сделал Леонид, что решил купить оборудование для салона во Франции — никто лучше французов не умеет так заботиться о женщинах».
Глава двадцать вторая
Спустя две недели после аварии Алексей Тихомиров окончательно пришел в себя. Он вполне осознавал, где находится, адекватно оценивал действительность, но абсолютно позабыл обо всем, что происходило с ним в прошлой жизни. Ему все время хотелось спать, и Тая, ежедневно приносившая свежую домашнюю еду, сидела рядом с ним, полусонным, и кормила с ложечки.
Вскоре в палату привезли нового пациента — алкоголика, получившего сотрясение мозга во время массовой драки. Он все время бредил, и крики его не прекращались ни днем, ни ночью, вызывая у Алексея мучительную головную боль. Тая заметила это и впервые в жизни, замирая от страха, решилась поспорить со взрослым уважаемым человеком — лечащим врачом Алексея.
— Я Лешу домой заберу, — робко, но твердо заявила она, зайдя в ординаторскую.
Доктор грыз сушки, запивая их горячим чаем и вертел стакан в руках, чтобы согреться — день выдался нелегкий, за окном гулял промозглый ветер, а батареи центрального отопления все еще оставались холодными. Посмотрев на Таю красными от утомления глазами, он недовольно поморщился.
— Ни в коем случае, его сейчас нельзя трогать. После такой травмы в стационаре до двух месяцев остаются.
— Он здесь еще хуже заболеет, — убежденно сказала она, — а таблетки я дома сама буду давать.
Врач сначала хотел возмутиться, потом передумал и устало махнул рукой.
— Пишите расписку.
До дома Таи доехали на такси, и в прохладной тишине ее старой квартиры с высокими потолками Алексей, блаженствуя на чистых простынях, восстанавливал силы. Окруженный нежной заботой любимой женщины, он почти все время спал, поднимаясь только чтобы поесть и сходить в туалет. После месяца целительного сна, память к нему неожиданно стала возвращаться — толчками. Вспышками возникали не связанные друг с другом эпизоды из прошлого, лица, фамилии, имена. Неожиданно припомнился собственный номер телефона. Рука сама потянулась к аппарату и начала крутить диск, но набор постоянно прерывается короткими гудками. Прибежавшая из кухни Тая увидела его расстроенное лицо.
— Лешенька, ты, может, что-то не так набираешь, — робко сказала она.
И тут же ее слова вызвали в мозгу вспышку нового воспоминания — код города! Он набрал код города, номер, и в трубке послышались долгие гудки. Алексей вдруг понял, что звонит к себе домой — кто же ему ответит, если хозяин в Москве? Коля… Брат Коля обещал периодически ночевать — вдруг какая-нибудь шпана захочет забраться в квартиру в отсутствие ее владельца. Неожиданно почувствовав сильную усталость, он выпустил из рук телефон и откинулся на подушку. Вошедшая Тая укрыла его пледом, потом подняла свисавшую до пола трубку и немного подержала у уха, слушая гудки.
— Не отвечает, — растерянно проговорила она, поглядев на Алексея, но тот уже крепко спал. Тая, осторожно вернула трубку на место и застенчиво констатировала: — Дома нет.
И она была права — дома Коле не сиделось. На следующий день после того, как было покончено с Тиной и ее приятелями, он все утро провел в комплексе — делал вид, что проверяет проводку и ждал Васю. Тот приехал в обеденный перерыв на своем «драндулете», увез «отходы» в цех утилизации и на прощание весело сказал:
— Сегодня-завтра меня не жди, теперь долго не увидимся — я взял отгулы, хочу с Зойкой побыть, а то ей одной скучно.
— Погоди, а реализовывать продукцию?
— Сам реализуешь, я тебе доверяю.
Оставшись один, Коля ощутил досаду и сам тому удивился — неужели его так бесит то, что Зойка теперь для него недоступна? Заглянувший ненадолго старик-сторож посудачил о погоде, потом вежливо поинтересовался:
— Когда открываться-то будем? Об Алексее Прокопьевиче неизвестно, когда вернется?
В глазах сторожа не было того жадного любопытства, с каким расспрашивали об Алексее все остальные, он был человек очень пожилой и малообразованный, привыкший за свою долгую жизнь, что начальство уезжает и приезжает, когда вздумается.
— Скоро вернется, — лаконично ответил Коля, — тогда и откроемся. Видите, я проводку в салоне проверяю, чтоб к его возвращению все фены работали, Лешка порядок любит.
— Выключатель в сауне надо проверить — я включил, а там не включилось, и искра прошла. В кафе одна лампочка в люстре сгорела, новую бы ввинтить.
— Проверю, дядя Егор, обязательно, — пообещал Коля, — все ввинчу, что надо.
Сторож дядя Егор, мало разбиравшийся в электричестве, еще немного повертелся, потом попросил:
— Я нынче пораньше уйду, Колюшка, ладно?
Голос его звучал немного виновато — все время, пока комплекс был закрыт, он получал свою прежнюю зарплату, хотя приходил на час-два, не больше.
— Да идите, конечно, дядя Егор, я тут до вечера провожусь.
— Двери все заперты, — обрадовано сообщил сторож, — только черный ход сам закроешь.
От нечего делать Коля решил установить дополнительное реле внутри стенного шкафа в салоне — чтобы можно было, не отходя в соседнее помещение, открыть дверцу и подать напряжение на кресла. Окончив возиться, он полюбовался своей работой, потом сложил инструменты, убрал мусор и позвонил Гале Ефремовой.
— Мясо нужно? Заходи.
Она прибежала спустя двадцать минут и позволила Коле делать с ней все, что ему хотелось. Лицо ее при этом сохраняло выражение обиженной жертвы, а тело трепетало от наслаждения. Когда Коля разворачивал ее и ставил в разные позы на широком столе в косметическом кабинете, она жмурилась и со стоном лепетала:
— Ой, как стыдно! Что ж ты меня заставляешь делать!
— А муж тебя по-другому трахает?
— Ой, что ты такое говоришь! Мы же с ним в это время в постели лежим!