На румбе 202
Шрифт:
— А ну, стоп травить! — прервал юнга словоохотливую девчонку. Он нащупал в кармане кошелек и, проглотив слюну, спросил: — Тебя как зовут?
— Ариша!
— А где тут у вас столовая? Пообедать где тут можно?
— Столовая?! —удивилась Ариша. — У нас ее здесь сроду не было. А что тебе столовая? Мамка, наверно, такой обед наварила, что миску вылижешь. Я ж за вами пришла.
Нет, все-таки Коля настоящий моряк, а Витя — гнилой интеллигент. После сообщения девочки об уходе «Труженика» Витя не может побороть в себе нахлынувшего чувства одиночества. Пока был здесь Софрон, даже пока они
— И жить будете у нас, — словно подслушав Витины мысли, продолжала Ариша.
— А ты где живешь? — спросил Витя.
— Здесь, рядом, в поселке. Мамка у меня работает на рыбокомбинате, а батя — рыбак. В речной бригаде. Дом у нас новый, большой, три комнаты. Собирайте ваши вещи. Пошли!
— А кто ж у телефона? — спросила Саня. — Вдруг «Заря» позвонит? Насчет «Труженика» что!
— Пришел сменщик бабы Веры, — успокоила ее Ариша. — Я сюда вошла, а он зашел на электростанцию.
Витя снял с крюка свой рюкзак, натянул на плечи лямки. Не высохший после прогулки под дождем рюкзак стал еще тяжелее. Хорошо, хоть ветер всю дорогу до поселка попутный...
Теперь, когда не было дождя и в тучах появились прогалины синего неба, Камчатка уже не показалась Вите такой мрачной и дикой, как вчера. И действительно, очень мало дикого было в лежащей сейчас перед ребятами камчатской земле.
На высоком берегу затона, образуя широкую улицу, стояли в два ряда аккуратные белые домики рыбацкого поселка. Вокруг каждого домика густо зеленели невысокие деревья.
Витя сначала не мог понять, что показалось ему необычным в этом поселке. Потом понял: между домами не было ни одного забора (не то что в Мельничьих Ручьях!). Участки отделялись один от другого светло-зелеными полосками какого-то декоративного кустарника, и только низенькие калитки между кустами обозначали вход во двор.
Вдали за поселком, прижимаясь к невысокой сопке, желтело здание какого-то завода. О том, что это завод, было не трудно догадаться по тонким высоким трубам, из которых валил густой черный дым: «неполное сгорание топлива» — вспомнил Витя объяснение учителя химии.
— Эй, Ариша! А почему на этом заводе топливо в небо выбрасывают? Ведь дым — это твердые, несгоревшие частицы...
— У нас на флоте за такой дым кочегаров в камбузники переводят,— поддержал дружка юнга.
Девочки шли впереди, и Ариша, стараясь отвлечь Саню от грустных мыслей об отце, беспрерывно болтала.
— Саня! — остановилась вдруг Ариша. — Вон, видишь, у сопки на южном склоне зеленые деревца?
— Ну, вижу!
— Это наш яблоневый сад! — загорелась девочка. — Мы их высадили только в прошлом году, понимаешь? А через три года надеемся снять первый урожай. А что, думаете, на Камчатке яблоки не растут?— повернулась она к ребятам. — Ого! Еще какие! К нам агроном приезжал с долины реки Камчатки, так привозил во какие! —Ариша показала руками шар, величиной с хороший апельсин.
— А что? Мне капитан как-то привез яблоко из Японии, так побольше кокосового ореха, — сказал юнга.
— Мы после отъезда агронома организовали при Доме пионеров кружок юных садоводов. Меня ребята старостой выбрали. — Арише не ясно, поддержал ее юнга или насмехается над ней. — А для меня не это главное! — Она неожиданно вздохнула. — Главное — это наш новый автоматизированный комбинат. — Слово «автоматизированный» Ариша выговорила как заклинание. — У нас и до этого был заводик, но там вся работа выполнялась вручную, а тут работают сами машины.
— Так это ваш новый комбинат дым пускает? — указал юнга на завод. — Который автоматизированный?
— Да! — не ощутив каверзности вопроса, мечтательно заговорила Ариша. — И директор обещал открыть при комбинате профшколу автоматчиков. Мне еще, правда, два года в нашей школе учиться. Но к тому времени, пока я окончу, как раз и откроет. Отец мне уже дал «добро».
— А ты часто бываешь на комбинате? — спросил Витя.
— Так у меня ж там мамка — мастер обвалочного цеха. Меня когда хочешь к ней в цех пускают.
«Мастер цеха» — Мария Ивановна Лихолетова— оказалась маленькой быстрой женщиной, с ласковыми голубыми глазами.
— Ну, мойте скорей руки! Проголодались, наверно? Да и обед в печи перетомился! Девочки, в кухню! Мальчики — в ванную! — скомандовала Мария Ивановна, едва ребята переступили порог.
Ребята не помнили, чтобы чья-либо команда выполнялась ими так охотно и стремительно. Не прошло и пяти минут, как вся четверка хлебала, обжигаясь, роскошную уху из рыбьей печени и ела огромные куски нашпигованной чесноком жареной свинины.
— Какая вкусная рыба, — сказал, отрезая кусок свинины, Витя. Он был вежливым мальчиком. Мама всегда его учйла, что хозяйкам доставляет удовольствие, когда гости хвалят приготовленную ими пищу. — Как она называется?
— Хрю-хрю! — закатилась смехом Ариша. — Хрю-хрю рыба называется!
— Мне и самому показалось, что это блюдо похоже на мясо, но почему же оно так пахнет рыбой? — спросил Витя.
Коля под столом наступил ногой на Витин ботинок и выразительно показал глазами на Аришину маму: «Ну, разве ж так можно? А еще ученый!» Но ведь Витя не хотел сказать ничего обидного. Наоборот, он искренне похвалил рыбу-свинину.
— Это поначалу всем так кажется, — пришла на выручку Мария Ивановна. — А потом, как привыкнешь, так вкусней нет мяса, чем на рыбьем откорме. У нас при комбинате отходов видимо-невидимо... Вот мы и решили растить свиней.
— А мы в «Заре» уток на рыбе держим, — поддержала разговор Саня.
Витя представил себе утку с рыбьей головой и хвостом, залитую белым жиром, как сом, которого так любила мама, и почувствовал, что он, кажется, насытился.
Поблагодарив хозяйку за обед, Витя уважительно оглядел книжную полку, которая занимала всю внутреннюю стену столовой. По черным, серебряным, золотым надписям на корешках он узнал книги Л. Толстого, Горького, Бальзака, два тома Н. Задорного (по их потрепанным переплетам и местоположению Витя определил, что эти книги — певца Дальнего Востока — читаются больше других) и еще массу произведений известных и неизвестных ему писателей.