На румбе 202
Шрифт:
— Курибан. Михаил Громов. Помогаю рыбакам кунгасы на берег вытаскивать. Мое дело на лебедку буксир подать, пока остальные курибаны удерживают кунгас при накате.
— Курибан? Тебя самая малая зыбь слизнет.
— Не слизнет. Я быстрый.
— Быстрый, а глаза слипаются. Это волна сразу заметит, кто на ходу засыпает. Иди-ка к нам отдыхать, Михаил Громов! А наблюдательный пост у окна мне доверь — проинструктируй только, за чем наблюдать. Мне все равно не до сна... А ты хотел бы стать рулевым океанского судна «Богатырь»? ..
Громкий телефонный звонок прервал «доклад» юнги.
— «Заря»? «Зарю Востока» дают,— змейкой скользнула на пол Саня. — Вам кого?— схватила она трубку.— Да. Диспетчер вышла... Что?.. Сейчас... Спрашивают, рыбаки не вернулись? — зажала она ладонью микрофон. — Какие рыбаки? — снова поднесла трубку к губам девочка.
— Пусти! — вырвал у Сани трубку Мишатка. — Рыбаки с моря еще не вернулись... Никто!.. Меры? Все меры приняты. Курибаны дежурят на берегу круглые сутки. Да. . . Все население выщло на побережье. Несут штормовую вахту от устья реки до ставных неводов. Да. И школьники тоже. Я? Я — Мишатка!
Мишатка повесил трубку и, тяжело вздохнув, вновь забрался с ногами на скамейку у окна.
— А молчал, — после паузы сказал Коля.
— И много... ваших... в море?.. — спросила Саня.
— Полная бригада.
— А как же они? — спросил Витя.
— Как! Это в «Заре Востока»,—ткнул Мишатка пальцем в сторону Сани, — перешли на активный лов рыбы. У них там и сейнера и эмэрэски. А наши ловят у берега. Ставят ставники. А берега, где рыба идет, крутые. Там высадиться негде и в хорошую погоду, а в шторм и думать нечего — расшибет в щепки.
— У ставников и захватило? — спросила Саня.
— Не. Еще раньше. Только они вышли, шторм и взялся. «Курилка» задула! Отец — на что знатный рыбак... Алексей Громов, слыхали небось? А вот... Ни слуху ни духу!
— Твой отец? — спросил Витя.
Мишатка молча кивнул головой.
— И никто не вышел на спасенье? На розыски? — крикнул юнга.
— Тебя ждали! —-Мишатка сверху вниз посмотрел на Колю и продолжал: — Найди-ка в поселке хоть одного рыбака.
— Молодцы, — похвалил Коля. — То-то я ни одного катера в затоне не вижу.
— А у нас их и нет, катеров. Только самоходные кунгасы. Им делов — дотопать до ставника и обратно. В открытое море они не выходят. Куда им. Захлебнутся. Вот на тот год, председатель говорил, купим два сейнера, тогда.
Саня поспешно стала завязывать на голове еще мокрый платок!
— Ты куда собираешься? — спросил Витя.
— К отцу!..
— Одевайся живей! Вместе пойдем, — стал обуваться и Коля.
— Думаешь, я не понимаю зачем? — спросил Витя. — А я? Я с вами.
— Ты ведь сам только что говорил:, на берегу лучше. . . Мы ведь пойдем в открытое море, где качает!
— А если опять что-нибудь с мотором случится? Опять масло или еще что!
От одной мысли очутиться снова в море у Вити закачалась печь перед глазами. Но разве он может отпустить в море Колю с Саней одних? Ведь дядя Софрон говорил, что без ребят ему бы несдобровать. Под «ребятами» он подразумевал не только Колю, .но и Витю. Жаль, конечно, расставаться с теплой печкой. Но долг прежде всего.
— Куда отец мои сапожки засунул? Ведь пока мы будем тут возиться, он один снимется, — заторопилась Саня. — Скоро самый высокий прилив будет. Вот и снимется.
Порыв ветра ворвался в избу, затрепал развешенную на печке ребячью одежду. В дверь грузно ввалился Софрон. С силой захлопнул ее за собой, рванул с головы зюйдвестку.
— Не звонили? «Заря» не звонила? Ты что, дочка, потеряла? Ванюшку отправили на медпункт: говорят, операцию делать нужно.
— Сапожки не могу найти, — словно не слыша о больном мотористе, ответила Саня. — Хорошо, что ты пришел. Поешь на дорогу! У меня харчи в мешке есть! Его отец, — показала она на Мишатку, — тоже в море. . .
— В печке твои башмаки, — сказал Софрон. — Пусть просохнут хорошенько.
— Провожу тебя, тогда просушу.
— Ты куда отца гонишь? — резко, как прежде диспетчера, спросил у дочки Софрон.
— И не гоню. Знаю, сам все равно не усидишь. . .
— Помалкивала бы лучше, — оборвал дочь шкипер. По всему было видно, что этот разговор ему неприятен, что его что-то тревожит и он старается за показной грубостью спрятать большую тревогу.
— Скажешь, буксир не твой — артельный, — не приняла отцовского призыва девочка. — А ты только шкипер! Будешь у председателя разрешенья спрашивать? А если его к телефону не позовут? У приморских-то своего морского буксира нету.. .
— Не зуди, как комар над ухом. . . — Софрон тяжело присел на табурет... — Еще нашего студента напугаешь, а ему перед экзаменом волноваться вредно.
— Дядя Софрон, — взорвался Коля, — почему вы обо мне говорите, как. . . как о салаге? Я уже, слава богу, почти матрос второго класса! А вы меня смешиваете с Витей. Ты, Витя, не обижайся, — обратился он к товарищу, заметив, как у того дрогнули от обиды губы. — Я очень хочу быть на «Богатыре» завтра в девять ноль-ноль. Но когда мы в открытом море получаем по радио SOS, мы отклоняемся от курса и спешим на спасенье. . . Даже к чужому судну. А тут терпят бедствие свои.. .
— Вырасту, буду только моряком! — крикнул вдруг Мишатка.
— А где у меня моторист? — заорал, выдавая себя с головой, Софрон. Куда делось его кажущееся спокойствие! В этом крике звучала острая боль здорового, сильного человека, который видит, как погибает слабый, и не имеет возможности оказать ему помощь. — Где? — Голос Софрона заполнил всю избушку, рвался в полуоткрытую дверь, заглушая вой ветра. — Я сам камчатский рыбак! Я за них душой болею побольше вашего... Ты не салага, а того понять не способен, что дядя Софрон не стал бы дожидаться детских уговоров, чтобы отправиться в море за пропавшими. На их розыски. . . А руки-то у твоего дяди Софрона связаны. За мотор стать — на руле некому! За рулем я — у мотора никого. А брать снова вас, детей, в такое море! Да за это мне самому нужно будет оторвать голову.