На румбе — Полярная звезда
Шрифт:
— Не могу, Гена, у меня другой план. Мне в штаб надо.
СТАРШИНА БАГЕЛЕВ
В штабе Сергей взял большой альбом спецификаций и углубился в изучение устройства катера. Особых открытий не было. Все, о чем он читал, в какой-то мере изучалось в училище, и потому работа шла споро, и уже к концу дня он в общих чертах освоил материал. «Более подробно расспрошу флагманских специалистов», — решил он.
— Ну что, не боги горшки обжигают? — приветствовал его в штабе Гуськов.
— Да,
— А вы не стесняйтесь обращаться к специалистам, да и к старослужащим старшинам, — посоветовал замполит. — Вот хотя бы к Ведышеву. Опытнейший специалист, мастер своего дела и человек, замечу, достойный.
— Может быть, и так, — неохотно согласился Стрелков.
«Обращаться к старшинам ему, командиру?..»
Гуськов уловил в тоне лейтенанта нотки сомнения, понял их причину, усмехнулся:
— Значит, у младших по званию учиться не хотим? Так я понимаю?
— Да неудобно вроде бы, — признался Сергей.
— Вот и напрасно, Сергей Иванович. Авторитет свой вы этим не уроните, а знания пополните. Все так делают. Даже Быков.
— Бы-ы-ков? — недоверчиво протянул Стрелков.
— Да, Быков, представьте себе, сам Василий Иванович. И ничего зазорного в этом не видит.
Расставшись с Гуськовым, Сергей никак не мог забыть этого разговора. Все дивился: «Надо же, сам Быков у старшин учится…» И его потянуло к «своим» — к экипажу, словно разговор с замполитом требовал какой-то немедленной проверки, подтверждения.
Сразу после ужина Сергей заглянул в казарму.
В правом дальнем углу спального помещения, удобно разместившись на койке, о чем-то интересном травил боцман. Рядом сидели Аметов, Соловьев и Красанов.
— Я ему говорю, — услышал Стрелков голос Литовцева, — Ручкин, голова-то у тебя пустая. Вот уж час долблю тебе устройство шлюпки, а ты ни бум-бум. А он отвечает: «Никак нет, товарищ старшина, не пустая, раз ничего туда не лезет, значит, там уже что-то есть».
Аметов смеялся до слез, Соловьев и Красанов — сдержанно. Вытирая глаза тыльной стороной руки, Аметов осведомился:
— Товарыщ боцмана, а Ручкин не говорила, что у него в голова?
— Признался, что опилки, — серьезно ответил боцман.
— Вах, какой опилка, почему опилка? — поразился Аметов.
Тут уж все рассмеялись от души и громче всех Аметов.
Стрелкова встретили приветливо.
— Присаживайтесь, товарищ командир, я мигом всех соберу, поговорим, посоветуемся.
Литовцев вскочил, пододвигая командиру табуретку и подмигнув Красанову, мол «давай-ка собери всех».
Не более чем через минуту боцман доложил:
— Команда почти вся собралась. Нет только Багелева и помфлагхима.
Напротив чинно, по ранжиру сидели мотористы. Рядом с ними Аметов, как всегда с широко открытыми глазами и белозубой улыбкой. Слева от боцмана Красанов. Сегодня у него нет обиженного выражения, глаза спокойные и внимательные. С правой руки радист Соловьев, голова повернута немного набок, острый нос напоминает клюв, взгляд иронический, и
— Расскажите что-нибудь о себе, — просит радист Соловьев. — Ведь, говорят, что вы-с юнг начинали свою службу.
— Да, это так, — кивнул головой Сергей. — Но только мне хотелось бы и о вас кое-что узнать. Откровенность за откровенность, как говорится.
Он присел и, не мудрствуя лукаво, начал рассказывать, ничего не утаивая: о любви к морю, о желании еще с детских лет стать моряком, о юнговских годах, о первом шторме и о морской болезни, испытанной им в том незабываемом походе по Каспию.
Слушали внимательно и на оклики соседей отмахивались, мол, проходите, не мешайте.
Рассказ о том, что у юнг вместо длинных ленточек за плечами был небольшой бант сбоку на бескозырке, вызвал общий смех. А Аметов спросил:
— Товарыщ командыра, какого цвет банта?
Это подлило еще больше масла в огонь. Смеялись от души.
— Наверно, красный, — задумчиво произнес Соловьев. — Ведь все же они будущие краснофлотцы.
Аметов согласно и удовлетворенно кивнул головой.
Многое в этот вечер узнал о своем экипаже и Стрелков. И то, что боцман полгода был в оккупации, о чем он до сих пор не может вспоминать без горечи, что мотористы прекрасные танцоры и их «яблочко» — гвоздь программы гарнизонной самодеятельности, что Еремкин — детдомовец, а Поротиков работал в лесничестве, что Соловьев — лучший радист в части, а Красанов хочет после увольнения в запас идти учиться на тракториста, что Букин почти наверняка останется на сверхсрочную службу, а у Багелева — две невесты и он не знает, куда ехать после службы, и многое-многое другое.
Уже почти перед самой вечерней поверкой появился Багелев. Вид у него был очень деловой.
— Ну вот, товарищ командир, — воскликнул он, разводя руками, — вы здесь, а я вас везде ищу. План ввода катера в строй составлен, разрешите вручить. Там вверху под словом «Утверждаю» нужна ваша подпись.
— Ну, что ж, Багелев, давайте. Я его прочту внимательно, а утром верну вам.
Старшина выпятил губы, как обиженный ребенок, которому не дали конфеты:
— А что там читать? Ведь коллективно составляли, знаем, что надо.
— Это правильно, что коллективно, — одобрил Стрелков. — Только прочесть мне нужно обязательно. Я ведь на катере без году неделя.
И Стрелков, свернув в трубочку багелевский листок, попрощался с экипажем:
— Отдыхайте, а я пойду. Мне еще надо подготовиться к завтрашнему дню. Выхожу в море с командиром звена.
Ему не терпелось поскорее ознакомиться с планом работ. Завтра предстоял штурманский поход, и на возможный вопрос Быкова: «Ну, как у вас с подготовкой катера к выходу в море?» — хотелось ответить грамотно и исчерпывающе.