На самом деле
Шрифт:
Ну, что ж. К обструкциям, бойкотам, одиночеству Филиппенко не привыкать.
«Чего же мне такого написать-то?» — в сотый раз подумал он. Первым делом его мысленные взоры по привычке обратились к Риму, к истории Западной империи. Период домината был его любимым: тут отлично можно развернуться! Пара цезарей, два августа — для обывателя любой из них сойдет за императора. И можно ставить их как захочешь, если год-другой и обозначишь неправильно, никто не заметит. Это ж не Романовы, порядок царствия которых помнят все. Нет, римские правители удобны. С датами, опять же, просто, годы их правления можно посчитать и так и сяк: по вхождению в должность, по смерти соправителя, по каким-нибудь восстаниям, в ходе которых к власти приходили гладиаторы, наместники, бандиты, объявлявшие себя новыми государями; по подавлению этих восстаний. К тому же Филиппенко повезло, что варвары любили называть себя царями Рима, напинав разок-другой несчастную империю. Их тоже можно было вписывать в династию. Короче говоря, в руках умельца Рим последних лет был параллелен хоть Бурбонам, хоть Ганноверам, хоть древним фараонам.
Но от Рима Филиппенко отказался. Слишком уж с многих династий получался списанным период домината. Возникла опасность начать себе противоречить. Надо взяться за что-нибудь оригинальное. К счастью, тратить время на библиотеки и архивы не придется. Все источники под рукой: Филиппенко год назад купил комплект учебников истории для школы, с пятого класса по двенадцатый.
Взгляд автора бессмысленно скользил по предметам, что лежали на столе. Бумаги. Диски. Три карандаша в одном стаканчике. Хм… Рюрик, Триувор и Синеус! А что, идея!
Филиппенко соскочил со стула и стремительно забегал по комнате. Ведь варяги — герои легендарные! Придумать что-нибудь про этих братьев проще некуда! И историкам — ну, в смысле, настоящим — можно рот заткнуть: «Вы ж сами признаете, что дело очень темное, и Рюрика, возможно, что и не существовало в действительности!» Но все-таки в учебнике он есть. А значит, обывателям, знакомым с историей Древней Руси по школьным учебникам и считающим училку Мариванну средоточием знаний, которые нарыли члены Академии наук, великий Филиппенко сможет снова заявить: «Ага, вас обманули!»
Но с кем отождествить троих варягов? Где еще найти такую же компанию, которая вошла в историю втроем? Сначала Филиппенко пришли в голову Робеспьер, Марат и Дантон. Но нет, французы — как-то неэффектно. Кто их помнит? Нужно что-то актуальное. И свежее. А, может, Молотов, Маленков и Каганович? Но куда девать примкнувшего Шепилова? Олегом, что ли, сделать? Нет, не тянет.
«А, так вот же тройка, — вспомнил Филиппенко, — Маркс, Энгельс и Ленин! Компания гнусная, очень немодная, так что как раз!» Злобный умысел советских историков! В самую точку!
Автор начал торопливо печатать.
Итак, три варяга придуманы сталинской властью и ей подчиненными псевдоучеными. Вождю народов захотелось, чтобы русский люд поверил, будто власть трех старцев — у него в крови. Евреи. Поменяем первые две буквы: стало быть, «вереи». Ссылка на какую-нибудь книженцию по русскому языку (плевать, что не по теме, все равно сверять не будут): как известно, «А» и «Е» взаимозаменяемы. А «вареи» — это кто? Варяги! Очень просто.
Приглашение на царство варягов — и выбор народом власти коммунистов. Надо использовать норманнскую теорию! Так, немцы, немцы… Филиппенко нервно бил по клавишам. Придумали, что русские, гляди-ка, не могли устроить государство до тех пор, пока к ним не явились инородцы. Даже Филиппенко знает, что об этой проблеме спорили еще сто лет тому назад. Теперь любой студент-историк скажет вам: норманнская теория устарела, разве можно государство привнести извне? Но в школьном-то учебнике по-старому! А значит, лавры сокрушителя теории присвоить все еще можно. Значит, пишем: «Несмотря на то, что официальная история утверждает…»
Филиппенко нервно почесал затылок. Дальше не сочинялось.
Нет, похоже, коммунисты — не особенно удачная задумка. К черту Маркса! Филиппенко удалил текст.
Трое, трое, трое… Соглашение в Беловежской пуще! Ну, конечно! Князья-президенты, славянские страны.
Филиппенко опять начал писать. «Изгнаша варяги за море, не даша им дани, — цитировал летопись автор, — и почаша сами в собе володети». О чем речь в данном отрывке? Разумеется, о революции тысяча девятьсот семнадцатого года. Изгнание капитала и приход народа к власти. Разберем слово «варяги». Как известно, в русском языке «Ю» равно «Я» («Эх, зря я удалил ту ссылку, придется снова набирать. Может, проще выдумать?»). Ну, то, что «А» и «О» взаимозаменяемы, понятно. Стало быть, «ворюги». Крупный капитал.
Читаем дальше. «… и не бе в них правды, и вста род на род, и быша в них усобице, и воевать почаша сами на ся». Грустная картина государства при советской власти. Молодые демократы снова начинают думать о буржуазии: «И идоша за море к варягам…». Рюрик (то есть Ельцин) «седе Новегороде» («А где находится Новгород? Ведь я его куда-то перенес в одной из книг. Уже не помню. Ну, во всяком случае, в России»), Синеус на Беле-Озере («Так… Это Белоруссия, понятно по названию. Ну, стало быть, Шушкевич. А, в Брестской области город есть Белоозёрск, хотя и основан в тысяча девятьсот шестидесятом. Ладно, сгодится! Удобно, что издатель догадался сделать алфавитный список в этом атласе!»). Так, дальше… «А третий Изборске, Трувор». Филиппенко обшарил глазами страницу из атласа, ту, где была Украина. Изборска не видно. Совсем. Пришлось растечься мыслью по древу, набросать несколько туманных абзацев насчет того, что «Изборск» — это не название города, а лишь указание на то, что предки современных украинцев жили в избах. Подходящего эквивалента для места княжения Кравчука-Трувора он так не отыскал. Несколько минут думал насчет города Борзна Черниговской области, но это все-таки очень далеко по звучанию от слова «Изборск».
«По двою же лету Синеус умре и брат его Трувор…» Конечно, речь о смерти политической. Известно, что на Украине, как и в Белоруссии, власть сменилась в тысяча девятьсот девяносто четвертом году. Так как соглашения в пуще подписали декабре девяносто первого, значит, до смещения Кравчука и Шушкевича прошло как раз по два полных года. Отлично.
«И прия власть Рюрик и раздая мужем свои грады, овому Полотеск, овому Ростов, другому Белоозеро». Читателю, конечно же, понятно: перед ним не что иное, как схема федерации по ельцинскому тезису «Берите суверенитета, сколько захотите».
Филиппенко откинулся на стуле, потянулся. Перечитал то, что получилось. Остается сформулировать туманную научную теорию с моделями и цифрами. Классно он придумал с математикой! Обычный обыватель не читает вычислений, а историку, который вздумал спорить, можно предъявить незнание иксов-игреков. Пускай только попробует кому-нибудь доказать, что в том, что он не понял первой части с описанием математики, виновен Филиппенко, мутно написавший! Есть, конечно, технари, которые придираются к неправильным моделям. Но им Филиппенко ловко ставил в упрек незнание истории. В общем, получалось эффективно.
Существуют, конечно, люди, жившие до Ельцина и знавшие о Рюрике еще тогда, когда Борис Николаевич ходил пешком под стол. Забудут, не беда! Точь-в-точь как в книге, столь любимой Филиппенко: «Океания всегда воевала с Евразией»…
«Отдохну, — решил писатель. — Можно наградить себя за труд». Улегся на диван, ткнул кнопку телевизора. Шла реклама МТС. «Яйцо, — подумал Филиппенко машинально. — Древний символ. Еще с Древнего Египта. Можно будет написать, как мудрецы с Востока проникают в телевизор и зомбируют народ своей символикой».