Рокот дальнего говораотражает река.Стяги славные, гордые.Медных труб перекат,да под лунной жемчужиной вороньё ли, орлы.Да над степью разбуженной свист калёной стрелы…Видишь, время сразиться нам.Чуешь пламя и звон.Долети же зегзицею – до последних времён…Так ложились года мои – и столетья внахлёст.Языка богоданного – бездна, полная звёзд,и святая, и горькая усмирённая рать.Всеобъемлюще, коротко говорить и сгорать.Выбиваясь из сил, нести этот крест непростой.Уходить от красивостей в первозданный простор.И в венок разлохмаченный, чтобы стал он силён,заплетать мать-и-мачеху, колосок, василёк…И чеканно, отчётливо мерить ветки дорог,а потом – перечёркивать громом ломаных строк.Знать – упрямо, не гимново крестный путь завершив,что в конце не погибель, но покаянье души.Ой вы ясные соколы. Да холмы-ковыли.Сколько пало до срока их, а могли бы, могли.Но остался неистовый их зачин на века:без героики – выстоять, а иначе никак.… Если страхи, как демоны, кормят хищный огонь,не пиши новодельную безразборную хтонь,ты преемница кровная через толщу времён!Не кликуша безродная – имя им легион.Если мутные волны их обступают гурьбой,мы встаём, словно воины – за тебя, за тобой.Вот тебе, неизменчивой, и завет, и налог:хоть кого-то излечивать, будто руку на лоб…Ты не самая-самая, просто будь у висканевесомым касанием молодого листа.
Анна
Девчачьи стихи
Слегка бредово, эпатажно, рвано.Вибрация натянутой струны.Твоим стихам, написанным так рано,что до поэзии как до Луны,что тесно им в каком-нибудь хорее,что так и тянет строки искромсать,что хочется по-взрослому, скорее(а всё-таки выходит детский сад,не полотно – бессилие наброска,где чуждый стиль неловко отражён) –им весело и страшно, как подросткам,хлебнувшим первый раз за гаражом.И пусть вино – дешёвенький пакетик,тебя тошнит, в ушах противный шум…Но – боль неукротимых энергетикнаивного «что вижу, то пишу».Со стороны – эффект плохого цирка,весь этот крик – он явно нарочит.Но всё-таки осколок суицида.И до сих пор рубец кровоточит.Звезда над гаражом. Дымки. Окурки.Подружка с парнем, откровенье лжи.И ты, как недоломанная кукла,смогла не доломаться и ожить.Седой колдун полкоролевства сглазил.Вселились лепреконы на чердак.Скурился парень в параллельном классе,и жутким воем, воплем: как же так?!!Последний бой последнего дракона.Вампир и ведьма поделили власть.Два фанфика про Гарри с Гермионой(один хотела… только разошлась).Осенняя банальнейшая хмурость:учебный год не сдался ни черта!Такой наив с претензией на мудрость,что даже умилительно читать.Убит король, ушла гулять охрана,два ворона горюют, вещуны…Твоим стихам, написанным так рано,что до поэзии как до Луны,лежать на полке, выцветать, пылиться:большие страсти маленькой пискли.Их даже не на интернет-страницу,а для себя… Дворняжкой поскулить,заплакать, покраснеть от жуткой «лажи»,слова бледны, а рифмы неверны…Но ведь была та девочка. Была же.Летавшая когда-то до Луны…
Андрей
Возвращение
Исписался? Тогда завязывай!Так бывает – всему свой срок…Спину выпрями, сделай паузу,вспомни – истина между строк!..Не теряй – ни лица, ни времени,двадцать пятый строча сонет.Если к звёздам, то через тернии!А иного пути и нет…Было время златое, было ведь:щёлкал рифмы легко, на раз!Как умел ты – казнить и миловать,бить прицельно – не в бровь, а в глаз!Даже в душном плену отчаянья,ты, глаголами боль глуша,не сдавался, не спал ночами:не дремала твоя душа.Даже в тесной однушке старенькойжил, как в сказке, взахлёб творя…А сегодня – в элитной сталинке –только небо коптишь зазря.Ты иссяк, исчерпался, выдохся,ты от жизни отстал, устал…Не сиди же на месте, двигайся!По заветным пройдись местам,отрешись хоть на пару месяцевот безумной игры в слова…Всё вернётся, уравновесится…Пусть проветрится голова!И не смей поддаваться панике.Взгляд замылился? – пустяки!Будут будни и будут праздники,будут, будут ещё стихи…Народятся хлебами спелыми,дай им только созреть сполна.Ощетинятся строки стрелами,как в счастливые времена.Ты пройдёшь потайными тропами –это будет отважный шаг, –теми самыми, многостопными,по которым болит душа.Будут холод и тьма кромешная –крепче волю сожми в кулак!Безнадёжное в неизбежноепревратится: судьба – не враг!И однажды блеснёт за соснамивдохновенья живой исток!Проберёшься лугами росными,чтобы сделать один глоток, –и прильнёшь, и напьёшься вволюшку:запастись бы тем зельем впрок!Да и много ли надо зёрнышку,чтоб явился на свет росток?Ты вернёшься, зарёй целован,будут жаром гореть ступни…Не печалься и добрым словомпуть-дороженьку помяни.
Анна
Трио
Даже дома по-волчьи не воется.Наседай же, тоска, наседай…Наша песенка, глупая сводница,ты халтуришь, хрипя «навсегда».Мы, дворовые панки подросшие,парни, душу порвавшие вслух,собирали не залы, не площади,но с лихвой – местный паб или клуб.Это было гремяще, пылающе,до мурашек в ступнях заводно.Барабан, и гитара, и клавиши –заодно, заодно, заодно.Нам остались пустые и сальныегоды пьянства, и ссор, и разлук.Синтезатор не ловит касания –лезет дохлый искусственный звук,ладно, пусть он не дохлый, а раненый.Барабан, распальцованный бит,вещей чуткостью эха мембранного –спотыкается в ритме, сбоит:ну, ступайте же в бой, неудачники!где ваш гордый нахальный девиз?!На гитаре оглохшие датчики.Это крик превращается в визг –это струны висят, не настроены.Это лад я, дурак, не зажму.Если были мы, то – были трое мы.Но колотимся по одному.Будто музыку смяли, облапили.Разошлись, дураки, не простив.Из-за ора взахлёб – «кто талантливей» –этот влился в другой коллектив,тот раскис от дешёвой публичностии женился кому-то назло.Третий выключен, нет электричества,и вибрато из сердца ушло,по наклонной сползло, как по маслицу.Дал кораблик нешуточный крен.Автор лжёт, ностальгически мается,допевая убитый рефрен.У себя эти песни украдены.У отвязанных, вольных волчат.И стучат барабанные градины –по земле чёрно-белой стучат,это клавиши брызжут ударами,это давнее мне прощено…Это вспыхнуло сердце гитарное,и вибрирует болью оно.Нет, не трио, а долями, третьими –стали трое счастливых вралей.Только так ничего и не встретили –выше дружбы пацанской своей.Слишком жёстко повязаны узами,и не будет суровей суда,чем угар непричёсанной музыкии весёлый рефрен«навсегда»…
Анна
Надина книга
Карманный сборник… примитив плаката,кричат провинциальные штрихи:на фоне, значит, моря и закатакурсивом – откровение: «Стихи».
Преамбула: «Пишу родным и близким. Я не поэт, обычный человек. Сейчас работаю экономистом. Сын Миша. Дочка Настя. Муж Олег…». Нашлёпана смешными тиражами вся жизнь её… Как блузочка к лицу… Вся правда в немудрёном содержанье: «Подруге Тане», «Дочке» и «Отцу», «На Новый год», «Апрель», «Собака Бумка» и «Памяти моих учителей», «Н. А.» – весьма загадочные буквы, «Село Покровка», «Мамин юбилей»…
Не декаданс, не пошлая агитка, а просто жизнь: то грозы, то лучи. Тюльпаны посадила на могилку… На Пасху освятила куличи… Под первый ливень бросилась из дома… Отборных принесла боровиков…
Тут рядом с рифменно-банальным вздором, засильем штампов – буйных сорняков, вьюнков цеплючих и репьёв дородных (рыдает в шоке садовод-знаток!), вдоль маленькой просёлочной дороги – порой мелькнёт невиданный цветок…
Домашняя, рабочая лошадка, в строке вселенской крохотный стежок. Не выйдет на концертную площадку и не полезет в местный литкружок (где, к слову, заседают пустомели), в программу, в хрестоматию, в музей… «я только для себя», «я не умею», «не бейте, это чисто для друзей». О малом, о своём словечко молвит, не претендуя и не свысока.
Но в горле ком… Подкатывает море, терзая всеобъемлющий закат, – вся даль, не усмирённая под прессом багряных туч, восстала из неволь… Размеренные строки-волнорезы дробят упрямый вал предштормовой. Подводный ток, непостижимый, древний, устал томиться в штилевом плену.
И слово балансирует на гребне…
И брызгами взрывает глубину.
Анна
Наставница
К таким не клеится слово «старая». Из-под ресниц – до сих пор – ожог.
Я приводил к ней ребят с гитарами, стихийно собранный литкружок.
… И как-то сердце качнётся, стронется, а думал – грязью позаросло. Никоим образом не сторонница того, что дан интернет во зло, и нет поэзии после Пушкина, и только правильный слог высок, и странный сюр бытия в наушниках от мира грешного нас отсёк.
Небольно-резкий урок для каждого. Глотаем, морщимся, познаём. Побудешь с нею – потом не кажется, что эти семьдесят не в подъём. Легко трепещут полукасания. Кромешной битвой кричат лады.
А дальше будет – не угасание и пресловутый стакан воды, который надо подать… наверное (не смейте спорить – таков закон!). Но мы в семнадцать ещё не ведаем про выживанье наперекор, глухой февраль, стариковски зябнущий, где призрак памяти не поймать.
И не дал Бог ей детей. И взял уже – вон тех, на фото, – отца и мать.
Потёртый шкаф, гобелен с оленями и стайка солнечной хохломы. Компьютер прежнего поколения, но в нём теперь поколенье «мы» – мы станем ярче, острей, сценичнее, мы оперимся – уже прогресс. Утратим глупые псевдонимчики: Морская Мара и Лёха Крест… Поймём, как пафосен вой страдальца, как эпатаж нарочито-лжив. А всё святое – поётся, дарится и никому не принадлежит… Звучанье полно, и слово ёмко – спасенье наших гитарных банд.
Она – как девочка возле ёлки. Шуршит коробка, мерцает бант… И новь ночная. И флёр винтажный, а не таблетки и не кровать.
А что в коробке? Не так уж важно,
пока нам хочется открывать…
Анна
Её Школа
Я была молодой, азартной, всё, что можно, вложила в завтра, в избавленье от нищеты. Неуклонно и незаметно совершалась во мне подмена, и теперь я – всё больше ты.
Гулко-праздничные просторы, классы, ниши и коридоры, башни, лесенки и углы. Наконец-то восторги в прессе – о развитии и прогрессе. Долгожданные похвалы.